Сокр. Кто-же онъ могъ бы быть? Чтобы сдѣлаться ему лжецомъ, не долженъ-ли онъ имѣть силу солгать въ томъ, въ чемъ ты сейчасъ согласился? Вѣдь не имѣющій силы лгать, сказалъ ты, если помню, никогда не будетъ лжецомъ.
Ипп. Да, помню, было сказано.
Сокр. Не объявилъ ли ты себя сейчасъ самымъ C. сильнымъ лгать въ счисленіи?
Ипп. Да, и это тоже было сказано.
Сокр. А не самый-ли сильный ты и правду говорить въ счисленіи?
Ипп. Конечно.
Сокр. Стало бытъ, кто въ счисленіи можетъ говорить и ложь и правду, тотъ въ этомъ отношеніи — добрый счетчикъ[1].
Ипп. Да.
Сокр. Такъ кто же другой въ счисленіи бываетъ лжецомъ, Иппіасъ, кромѣ добраго? Вѣдь этотъ и силенъ, этотъ и правдивъ.
Ипп. Видимо.
Сокр. Такъ видишь, что въ отношеніи къ этому тотъ-же самый и лжетъ, и говоритъ правду, — и говорящій правду ничѣмъ не лучше лжеца; ибо это тотъ-же самый, — и противоположностей, какъ ты недавно думалъ, тутъ нѣтъ. D.
- ↑ Добрый счетчикъ — ὁ ἀγαθὸς (περὶ τούτων, т. е. ψευδῆ καὶ ἀληθῆ λέγων), ὁ λογιστικός. Явно, что слово ἀγαθὸς Сократъ употребляетъ здѣсь не въ смыслѣ нравственной добродѣтели, а въ значеніи естественной гибкости и способности ума. Отсюда и Свида замѣчаетъ: ἀγαθοὶ λέγοται καὶ οὶ ἐπιστήμονες и Цицеронъ ἀγαθοὺς называетъ bonos rationatores. Off. I. 18. Въ этомъ смыслѣ добрый можетъ, конечно, совершать и добро и зло, и отлично лгать и говорить правду. Но согласно ли было съ началами Платоновой иѳики понимать такимъ образомъ слово ἀγαθός? Астъ это употребленіе его почитаетъ вовсе не платоническимъ, и потому подвергаетъ сомнѣнію самую подлинность излагаемаго сочиненія. Но онъ не обратилъ вниманія на цѣль бесѣды. Ему надлежало сравнить умственныя качества двухъ Омировыхъ героевъ и рѣшить, который изъ нихъ лучше — ἄμεινών ἐστι, слѣдовательно въ основаніи надлежало положить, что оба они хороши — ἀγαθοὶ. Впрочемъ, и у насъ, когда о вещахъ и лицахъ судятъ на основаніяхъ умственныхъ — rationaliter, едва-ли не такъ же понимаютъ слово добрый.
Сокр. Кто же он мог бы быть? Чтобы сделаться ему лжецом, не должен ли он иметь силу солгать в том, в чём ты сейчас согласился? Ведь не имеющий силы лгать, сказал ты, если помню, никогда не будет лжецом.
Ипп. Да, помню, было сказано.
Сокр. Не объявил ли ты себя сейчас самым C. сильным лгать в счислении?
Ипп. Да, и это тоже было сказано.
Сокр. А не самый ли сильный ты и правду говорить в счислении?
Ипп. Конечно.
Сокр. Стало быт, кто в счислении может говорить и ложь и правду, тот в этом отношении — добрый счетчик[1].
Ипп. Да.
Сокр. Так кто же другой в счислении бывает лжецом, Иппиас, кроме доброго? Ведь этот и силен, этот и правдив.
Ипп. Видимо.
Сокр. Так видишь, что в отношении к этому тот же самый и лжет, и говорит правду, — и говорящий правду ничем не лучше лжеца; ибо это тот же самый, — и противоположностей, как ты недавно думал, тут нет. D.
————————————
- ↑ Добрый счетчик — ὁ ἀγαθὸς (περὶ τούτων, т. е. ψευδῆ καὶ ἀληθῆ λέγων), ὁ λογιστικός. Явно, что слово ἀγαθὸς Сократ употребляет здесь не в смысле нравственной добродетели, а в значении естественной гибкости и способности ума. Отсюда и Свида замечает: ἀγαθοὶ λέγοται καὶ οὶ ἐπιστήμονες и Цицерон ἀγαθοὺς называет bonos rationatores. Off. I. 18. В этом смысле добрый может, конечно, совершать и добро и зло, и отлично лгать и говорить правду. Но согласно ли было с началами Платоновой ифики понимать таким образом слово ἀγαθός? Аст это употребление его почитает вовсе не платоническим, и потому подвергает сомнению самую подлинность излагаемого сочинения. Но он не обратил внимания на цель беседы. Ему надлежало сравнить умственные качества двух Омировых героев и решить, который из них лучше — ἄμεινών ἐστι, следовательно в основании надлежало положить, что оба они хороши — ἀγαθοὶ. Впрочем, и у нас, когда о вещах и лицах судят на основаниях умственных — rationaliter, едва ли не так же понимают слово добрый.
