все это, скажи прямо и смѣло, чѣмъ она тебѣ кажется. — Тутъ Хармидъ пріостановился и, мужественно вошедши въ себя, сказалъ: разсудительность, повидимому, заставляетъ стыдиться, дѣлаетъ человѣка стыдливымъ и есть то же, что стыдъ. — Пусть такъ, примолвилъ я; но недавно не призналъ ли ты ее чѣмъ-то хорошимъ? — Конечно, отвѣчалъ онъ. — Слѣдовательно люди разсудительные суть также и добрые? — Да. — А можетъ ли быть добромъ то, что дѣлаетъ недобрымъ? 161. — Отнюдь нѣтъ. — Стало быть разсудительность есть дѣло не только хорошее, но и доброе. — Кажется. — Что же? спросилъ я; значитъ, ты не вѣришь, что Омиръ говоритъ хорошо: стыдъ не добро въ человѣкѣ нуждающемся?[1] — Нѣтъ, вѣрю, отвѣчалъ онъ. — Такъ, видно, стыдъ — добро и не добро? — Видно, такъ. — Но разсудительность вѣдь добро, если B. она тѣхъ людей, которымъ присуща, дѣлаетъ добрыми, а не худыми. — Да и мнѣ такъ-то кажется, какъ ты говоришь. — Если же разсудительность — добро, а стыдъ — не болѣе добро, какъ и зло; то первую нельзя назвать послѣднимъ. — Все это, повидимому, справедливо, Сократъ; но разсмотри еще слѣдующее понятіе о разсудительности: какъ оно тебѣ кажется?
Я сей-часъ вспомнилъ чьи-то слова, что быть разсудительнымъ, значитъ, дѣлать свое. Разсмотри-ка, правильно ли C. сказалъ это тотъ, кто сказалъ. — О лукавецъ! воскликнулъ я; ты вѣрно слышалъ отъ Критіаса, или отъ какого-нибудь другаго мудреца! — Развѣ отъ другаго, примолвилъ Критіасъ, а ужъ никакъ не отъ меня. — Да какая нужда, Сократъ, сказалъ Хармидъ, отъ кого бы я ни слышалъ. — Разумѣется, никакой; вѣдь не то, безъ сомнѣнія, надобно изслѣдовать, кто говорилъ, а то, справедливо, или нѣтъ, изреченіе. — Вотъ теперь твоя правда, сказалъ онъ. — Да, клянусь Зевсомъ. Однакожъ было бы удивительно, если бы мы открыли настоящій смыслъ этого мнѣнія; видишь, оно походитъ на загадку. — Почему же такъ? спросилъ онъ. — Потому, отвѣчалъ D. я, что, произнося выраженіе: «разсудительность есть
- ↑ См. Plat. Lach. p. 201. B.
всё это, скажи прямо и смело, чем она тебе кажется. — Тут Хармид приостановился и, мужественно вошедши в себя, сказал: рассудительность, по-видимому, заставляет стыдиться, делает человека стыдливым и есть то же, что стыд. — Пусть так, примолвил я; но недавно не признал ли ты ее чем-то хорошим? — Конечно, отвечал он. — Следовательно люди рассудительные суть также и добрые? — Да. — А может ли быть добром то, что делает недобрым? 161. — Отнюдь нет. — Стало быть рассудительность есть дело не только хорошее, но и доброе. — Кажется. — Что же? спросил я; значит, ты не веришь, что Омир говорит хорошо: стыд не добро в человеке нуждающемся?[1] — Нет, верю, отвечал он. — Так, видно, стыд — добро и не добро? — Видно, так. — Но рассудительность ведь добро, если B. она тех людей, которым присуща, делает добрыми, а не худыми. — Да и мне так-то кажется, как ты говоришь. — Если же рассудительность — добро, а стыд — не более добро, как и зло; то первую нельзя назвать последним. — Всё это, по-видимому, справедливо, Сократ; но рассмотри еще следующее понятие о рассудительности: как оно тебе кажется?
Я сей-час вспомнил чьи-то слова, что быть рассудительным, значит, делать свое. Рассмотри-ка, правильно ли C. сказал это тот, кто сказал. — О лукавец! воскликнул я; ты верно слышал от Критиаса, или от какого-нибудь другого мудреца! — Разве от другого, примолвил Критиас, а уж никак не от меня. — Да какая нужда, Сократ, сказал Хармид, от кого бы я ни слышал. — Разумеется, никакой; ведь не то, без сомнения, надобно исследовать, кто говорил, а то, справедливо, или нет, изречение. — Вот теперь твоя правда, сказал он. — Да, клянусь Зевсом. Однакож было бы удивительно, если бы мы открыли настоящий смысл этого мнения; видишь, оно походит на загадку. — Почему же так? спросил он. — Потому, отвечал D. я, что, произнося выражение: «рассудительность есть
————————————
- ↑ См. Plat. Lach. p. 201. B.
