демъ. — Теперь послушай же, продолжалъ онъ: если Зевсъ и другіе боги — твои; то не въ твоей ли власти продать ихъ, подарить, и вообще дѣлать съ ними, что угодно, какъ съ прочими животными? — Пораженный этимъ словомъ, Критонъ, я палъ безгласнымъ. Ктизиппъ хотѣлъ было помочь мнѣ и сказалъ: о ужасъ, Ираклъ! какое прекрасное заключеніе! — Но Діонисіодоръ подхватилъ: что? ужасъ Ираклъ, или Ираклъ ужасъ? — Тогда Ктизиппъ воскликнулъ: о Посидонъ! страшное слово! Я отступаю; эти люди непобѣдимы.B.
Тутъ уже, любезный Критонъ, не осталось ни одного человѣка между присутствующими, который не превознесъ бы и этой мудрости, и этихъ мудрецовъ; а они почти разрывались отъ смѣха, рукоплесканій и радости. Во всѣ прежніе разы препорядочно шумѣли только друзья Эвтидема; теперь же едва ли не подняли шума въ честь мужей и не обрадовались даже колонны Ликея. Я и самъ, по тогдашнему расположенію духа, готовъ былъ признаться, что никогда не встрѣчалъ такихъ C. мудрыхъ людей и, будучи увлеченъ ихъ мудростію къ похваламъ и прославленію, обратился къ нимъ и сказалъ: о какъ вы счастливы, обладая столь дивнымъ даромъ, — вы, которые раскрыли важнѣйшій предметъ такъ скоро и въ такое короткое время! Въ вашихъ умствованіяхъ много прекрасныхъ качествъ, Эвтидемъ и Діонисіодоръ; но между этими качествами особенно великолѣпно то, что вы не обращаете вниманія на людей почтенныхъ и кое-что значущихъ, а D. только смотрите на подобныхъ вамъ. Вѣдь я хорошо знаю, что такія умствованія могутъ нравиться весьма не большому числу подобныхъ вамъ, а прочіе приписываютъ имъ такъ мало достоинства, что скорѣе постыдились бы опровергать ими другихъ, чѣмъ быть самимъ опровергнутыми чрезъ нихъ. Да и тό въ вашихъ разсужденіяхъ представляется чѣмъ-то народнымъ и добросовѣстнымъ, что, не допуская ни прекраснаго, ни добраго, ни бѣлаго, и ничего въ этомъ родѣ, не признавая никакого различія между однимъ и другимъ, вы, по вашимъ же словамъ, просто заграждаете людямъ уста. А E.
дем. — Теперь послушай же, продолжал он: если Зевс и другие боги — твои; то не в твоей ли власти продать их, подарить, и вообще делать с ними, что угодно, как с прочими животными? — Пораженный этим словом, Критон, я пал безгласным. Ктизипп хотел было помочь мне и сказал: о ужас, Иракл! какое прекрасное заключение! — Но Дионисиодор подхватил: что? ужас Иракл, или Иракл ужас? — Тогда Ктизипп воскликнул: о Посидон! страшное слово! Я отступаю; эти люди непобедимы.B.
Тут уже, любезный Критон, не осталось ни одного человека между присутствующими, который не превознес бы и этой мудрости, и этих мудрецов; а они почти разрывались от смеха, рукоплесканий и радости. Во все прежние разы препорядочно шумели только друзья Эвтидема; теперь же едва ли не подняли шума в честь мужей и не обрадовались даже колонны Ликея. Я и сам, по тогдашнему расположению духа, готов был признаться, что никогда не встречал таких C. мудрых людей и, будучи увлечен их мудростию к похвалам и прославлению, обратился к ним и сказал: о как вы счастливы, обладая столь дивным даром, — вы, которые раскрыли важнейший предмет так скоро и в такое короткое время! В ваших умствованиях много прекрасных качеств, Эвтидем и Дионисиодор; но между этими качествами особенно великолепно то, что вы не обращаете внимания на людей почтенных и кое-что значущих, а D. только смотрите на подобных вам. Ведь я хорошо знаю, что такие умствования могут нравиться весьма не большому числу подобных вам, а прочие приписывают им так мало достоинства, что скорее постыдились бы опровергать ими других, чем быть самим опровергнутыми чрез них. Да и тό в ваших рассуждениях представляется чем-то народным и добросовестным, что, не допуская ни прекрасного, ни доброго, ни белого, и ничего в этом роде, не признавая никакого различия между одним и другим, вы, по вашим же словам, просто заграждаете людям уста. А E.
