Страница:Сочинения Платона (Платон, Карпов). Том 1, 1863.pdf/161

Эта страница была вычитана
128
ПРОТАГОРЪ.

отвагою? — Правда, сказалъ онъ. — Если же то и другое не постыдно, — значитъ прекрасно? — Согласенъ. — А когда это дѣло прекрасное, то и доброе? — Такъ. — Слѣдовательно и трусы, и смѣльчаки, и изступленные, боятся постыднаго страха и оказываютъ постыдную смѣлость? — Согласенъ. — Но отваживаются они на постыдное и злое по другой ли какой причинѣ, или по незнанію C. и невѣжеству? — По незнанію и невѣжеству, отвѣчалъ онъ. — Чтожь теперь? То, по чему трусы — трусы, называешь ты трусостію, или мужествомъ? — Трусостію, отвѣчалъ онъ. — А трусовъ не потому ли назвали мы трусами, что они не знаютъ, что страшно? — Конечно по тому, сказалъ онъ. — Слѣдовательно, трусы бываютъ трусами отъ невѣжества? — Согласенъ. — Но трусостію ты согласился назвать то, отчего трусы — трусы? — Подтвердилъ. — Именно, трусость есть незнаніе того, что страшно D. и не страшно? — Одобрилъ. — А трусости противно мужество? — Такъ. — Слѣдовательно, мудрость касательно того, что страшно и нестрашно, противно незнанію этихъ вещей? — И это еще одобрилъ. — Незнаніе же ихъ есть трусость? — На это уже едва отвѣчалъ. — Стало-быть, мудрость относительно того, что страшно и нестрашно, есть мужество, такъ какъ оно противуположно незнанію этихъ вещей? — Тутъ Протагоръ не хотѣлъ даже подать знакъ согласія и замолчалъ. А я продолжалъ: Что же, Протагоръ? и не подтверждаешь и не отвергаешь? — Самъ кончи, сказалъ E. онъ. — Позволь сдѣлать еще одинъ вопросъ, примолвилъ я: не думаешь ли ты и теперь, какъ думалъ прежде, что между людьми есть величайшіе невѣжды, которые однакожь очень мужественны? — Тебѣ, сказалъ онъ, кажется, сильно хочется, чтобы я отвѣчалъ: изволь, признаюсь, что прежде допущенныя мною положенія не позволяютъ мнѣ отвѣчать на это положительно. — Но я спрашивалъ тебя не для чего инаго, а только для того, чтобы изслѣдовать все, относящееся къ добродѣтели, и въ чемъ состоитъ самая добродѣтель. 361. Знаю, что по раскрытіи этого, совершенно объясни-

Тот же текст в современной орфографии

отвагою? — Правда, сказал он. — Если же то и другое не постыдно, — значит прекрасно? — Согласен. — А когда это дело прекрасное, то и доброе? — Так. — Следовательно и трусы, и смельчаки, и исступленные, боятся постыдного страха и оказывают постыдную смелость? — Согласен. — Но отваживаются они на постыдное и злое по другой ли какой причине, или по незнанию C. и невежеству? — По незнанию и невежеству, отвечал он. — Что ж теперь? То, по чему трусы — трусы, называешь ты трусостию, или мужеством? — Трусостию, отвечал он. — А трусов не потому ли назвали мы трусами, что они не знают, что страшно? — Конечно по тому, сказал он. — Следовательно, трусы бывают трусами от невежества? — Согласен. — Но трусостию ты согласился назвать то, отчего трусы — трусы? — Подтвердил. — Именно, трусость есть незнание того, что страшно D. и не страшно? — Одобрил. — А трусости противно мужество? — Так. — Следовательно, мудрость касательно того, что страшно и нестрашно, противно незнанию этих вещей? — И это еще одобрил. — Незнание же их есть трусость? — На это уже едва отвечал. — Стало быть, мудрость относительно того, что страшно и нестрашно, есть мужество, так как оно противоположно незнанию этих вещей? — Тут Протагор не хотел даже подать знак согласия и замолчал. А я продолжал: Что же, Протагор? и не подтверждаешь и не отвергаешь? — Сам кончи, сказал E. он. — Позволь сделать еще один вопрос, примолвил я: не думаешь ли ты и теперь, как думал прежде, что между людьми есть величайшие невежды, которые однако ж очень мужественны? — Тебе, сказал он, кажется, сильно хочется, чтобы я отвечал: изволь, признаюсь, что прежде допущенные мною положения не позволяют мне отвечать на это положительно. — Но я спрашивал тебя не для чего инаго, а только для того, чтобы исследовать всё, относящееся к добродетели, и в чём состоит самая добродетель. 361. Знаю, что по раскрытии этого, совершенно объясни-