бовію, а чаще страхомъ; слѣдовательно, знаніе почитаютъ C. какъ бы рабомъ, котораго увлекаетъ все другое. Такъ ли и ты думаешь о немъ, или признаешь его чѣмъ-то прекраснымъ, и приписываешь ему силу управлять человѣкомъ? То есть, кто узналъ бы добро и зло; тотъ не поддался бы другому внушенію и дѣлалъ бы только то, что приказываетъ знаніе, почитая одинъ умъ достаточнымъ помощникомъ человѣка? — Кажется, надобно понимать такъ, какъ ты говоришь, D. Сократъ, отвѣчалъ онъ. При томъ мнѣ болѣе, чѣмъ кому нибудь, было бы стыдно не поставлять мудрости и знанія выше всѣхъ человѣческихъ дѣйствій. — Хорошо и справедливо, Протагоръ, примолвилъ я. Но знаешь ли? многіе, невѣря мнѣ и тебѣ, говорятъ, что часто люди свѣдущіе не хотятъ оправдывать своихъ свѣденій самымъ дѣломъ и поступаютъ иначе; а когда я спросилъ бы ихъ: отъ чегожь это такъ? они сказали бы: отъ того, что этими людьми управляетъ или удовольствіе, или скорбь, или какая-нибудь другая изъ тѣхъ E. причинъ, о которыхъ я недавно упоминалъ, и дѣлаютъ это дѣятели, управляемые тою или другою изъ нихъ. — Мало ли, Сократъ, и кромѣ того, неправды на языкѣ человѣческомъ! сказалъ онъ. — Давай же убѣдимъ людей и научимъ ихъ, что значитъ то состояніе, которое они называютъ служеніемъ 353. удовольствіямъ и недѣланіемъ лучшаго, хотя бы оно и познано было. Правда, когда мы скажемъ: люди! вы несправедливо говорите, вы обманываетесь, — они, можетъ быть, спросятъ насъ: Протагоръ и Сократъ! если это состояніе не есть служеніе удовольствіямъ; то что же оно? скажите намъ, какъ вы его называете? — Для чего, Сократъ, разсматривать мнѣнія народа, который говоритъ, какъ случится? — Я думаю, B. что это поможетъ намъ найти отношеніе мужества къ другимъ частямъ добродѣтели. И если, по силѣ условія, мнѣ будетъ позволено давать направленіе рѣчи; то слѣдуй за мною и смотри, какъ прояснится предметъ нашего разговора: а когда тебѣ не угодно, пожалуй, оставимъ его. — Нѣтъ, ты говоришь правду, сказалъ онъ, продолжай, какъ на-
бовию, а чаще страхом; следовательно, знание почитают C. как бы рабом, которого увлекает всё другое. Так ли и ты думаешь о нём, или признаешь его чем-то прекрасным, и приписываешь ему силу управлять человеком? То есть, кто узнал бы добро и зло; тот не поддался бы другому внушению и делал бы только то, что приказывает знание, почитая один ум достаточным помощником человека? — Кажется, надобно понимать так, как ты говоришь, D. Сократ, отвечал он. При том мне более, чем кому-нибудь, было бы стыдно не поставлять мудрости и знания выше всех человеческих действий. — Хорошо и справедливо, Протагор, примолвил я. Но знаешь ли? многие, неверя мне и тебе, говорят, что часто люди сведущие не хотят оправдывать своих сведений самым делом и поступают иначе; а когда я спросил бы их: от чегожь это так? они сказали бы: от того, что этими людьми управляет или удовольствие, или скорбь, или какая-нибудь другая из тех E. причин, о которых я недавно упоминал, и делают это деятели, управляемые тою или другою из них. — Мало ли, Сократ, и кроме того, неправды на языке человеческом! сказал он. — Давай же убедим людей и научим их, что значит то состояние, которое они называют служением 353. удовольствиям и неделанием лучшего, хотя бы оно и познано было. Правда, когда мы скажем: люди! вы несправедливо говорите, вы обманываетесь, — они, может быть, спросят нас: Протагор и Сократ! если это состояние не есть служение удовольствиям; то что же оно? скажите нам, как вы его называете? — Для чего, Сократ, рассматривать мнения народа, который говорит, как случится? — Я думаю, B. что это поможет нам найти отношение мужества к другим частям добродетели. И если, по силе условия, мне будет позволено давать направление речи; то следуй за мною и смотри, как прояснится предмет нашего разговора: а когда тебе не угодно, пожалуй, оставим его. — Нет, ты говоришь правду, сказал он, продолжай, как на-
