а среди всѣхъ ихъ. Для большей живости произведенія, грозящаго быть черезъ-чуръ уже сухимъ и отвлеченнымъ, ІІлатонъ даетъ и самое изображеніе софиста, проникнутое мѣстами истиннымъ юморомъ и остроуміемъ, сдабривающими сухость діалога. Это изображеніе столь же лишено индивидуалистическихъ чертъ, столь же типично, сколь типичны и общи философскіе взгляды и пріемы спора софиста, излагаемые элейскимъ странникомъ. Такое предположеніе тѣмъ болѣе вѣроятно, что и самъ философъ изъ Элеи, главное дѣйствующее лицо діалога, не есть какое-либо реальное, опредѣленное лицо, а лишь вообще типичный представитель ученій Элейской школы.
Впрочемъ, вопросъ о выведенномъ въ діалогѣ софистѣ имѣетъ вполнѣ второстепенное значеніе. Діалогъ столь подавляетъ читателя своимъ изумительнымъ по богатству и глубинѣ мыслей содержаніемъ, большинство философскихъ вопросовъ, какіе съ истинною геніальностью поставлены и отчасти разрѣшены здѣсь Платономъ, представляетъ столь огромный, непреходящій интересъ, что на ряду со всѣмъ этимъ, загадка: кого Платонъ изобразилъ подъ-видомъ софиста, неспособна особенно занять вниманіе читателя и можетъ спокойно пребывать неразрѣшенною. Одно лишь слѣдуетъ замѣтить, что въ изображеніи софиста несомнѣнно сказались слѣды воздѣйствія на Платона тогдашней дѣйствительности, почему въ той части, гдѣ мы находимъ это изображеніи, діалогъ представляетъ какъ бы слѣдствіе такого воздѣйствія Зато но отношенію къ остальному содержанію, діалогъ приходится считать исключительно результатомъ внутренняго процесса развитія въ опредѣленную сторону философскихъ воззрѣній Платона.
Согласно общепринятому обычаю, необходимо еще посвятить нѣсколько словъ вопросу о подлинности діалога и времени его написанія или, ио крайней мѣрѣ, мѣсту, которое онъ занимаетъ въ ряду другихъ произведеній ІІлатона.
Подлинность Софиста, т. е. принадлежность его Платону, оспаривается многими выдающимися учеными, изъ которыхъ можно указать, напримѣръ, на Зохера, Ибервега, Шааршмидта, Зукова и др. Главными основаніями для такого утвержденія у перечисленныхъ ученыхъ служатъ преимущественно: слишкомъ сухой, отвлеченный, лишенный всякаго драматизма характеръ діалога, тяжелый неотдѣ-
а среди всех их. Для большей живости произведения, грозящего быть чересчур уже сухим и отвлеченным, ІИлатон дает и самое изображение софиста, проникнутое местами истинным юмором и остроумием, сдабривающими сухость диалога. Это изображение столь же лишено индивидуалистических черт, столь же типично, сколь типичны и общи философские взгляды и приемы спора софиста, излагаемые элейским странником. Такое предположение тем более вероятно, что и сам философ из Элеи, главное действующее лицо диалога, не есть какое-либо реальное, определенное лицо, а лишь вообще типичный представитель учений Элейской школы.
Впрочем, вопрос о выведенном в диалоге софисте имеет вполне второстепенное значение. Диалог столь подавляет читателя своим изумительным по богатству и глубине мыслей содержанием, большинство философских вопросов, какие с истинною гениальностью поставлены и отчасти разрешены здесь Платоном, представляет столь огромный, непреходящий интерес, что наряду со всем этим, загадка: кого Платон изобразил под-видом софиста, неспособна особенно занять внимание читателя и может спокойно пребывать неразрешенною. Одно лишь следует заметить, что в изображении софиста несомненно сказались следы воздействия на Платона тогдашней действительности, почему в той части, где мы находим это изображении, диалог представляет как бы следствие такого воздействия Зато но отношению к остальному содержанию, диалог приходится считать исключительно результатом внутреннего процесса развития в определенную сторону философских воззрений Платона.
Согласно общепринятому обычаю, необходимо еще посвятить несколько слов вопросу о подлинности диалога и времени его написания или, ио крайней мере, месту, которое он занимает в ряду других произведений ІИлатона.
Подлинность Софиста, т. е. принадлежность его Платону, оспаривается многими выдающимися учеными, из которых можно указать, например, на Зохера, Ибервега, Шааршмидта, Зукова и др. Главными основаниями для такого утверждения у перечисленных ученых служат преимущественно: слишком сухой, отвлеченный, лишенный всякого драматизма характер диалога, тяжелый неотде-
