стараемся видѣть тѣ законы, какими она обусловлена. Затѣмъ, послѣ этого, отыскиваемъ законы, которые, въ свою очередь, опредѣляютъ уже найденные нами и т. д. пока, наконецъ, не придемъ къ неразложимому закону, къ тому, что само ничѣмъ не обусловлено, т. е. пока не придемъ къ благу. Однако, по нашему мнѣнію, Платонъ лишь помощи синтеза приписывалъ возможность постиженія первоначала въ послѣднемъ, самомъ высшемъ актѣ мышленія.
Идеи, о которыхъ шла выше рѣчь, человѣку не дано познать непосредственно. Онъ долженъ идти труднымъ путемъ научнаго мышленія, чтобы построить познаніе, адекватное истинно-сущему.
Почему же возможно помощью мышленія познать это сущее? Какъ, вообще, возможно истинное знаніе и какъ, наконецъ, его надо строить?
На эти вопросы Платонъ даетъ отвѣты, составляющіе краеугольный камень его гносеологіи.
Въ основу ея онъ кладетъ, прежде всего, уже упомянутую нами мысль о тожествѣ бытія и мышленія, или о тожествѣ формъ бытія съ формами мышленія. По его мнѣнію, что мысль съ необходимостью полагаетъ, то и есть. Этотъ основной тезисъ его гносеологіи является отвѣтомъ на первый поставленный выше вопросъ. Отвѣтомъ на слѣдующій — служитъ второе положеніе: все знаніе находится у насъ въ душѣ въ скрытомъ состояніи и наша задача — пробудить его, вывести изъ-подъ порога сознанія. Наконецъ, по вопросу: какъ же надо строить истинное познаніе, Платонъ даетъ такой отвѣтъ, отчасти позаимствованный имъ изъ ученія Сократа: познаніе должно строиться при помощи понятій и сужденій.
Эти положенія въ своемъ дальнѣйшемъ развитіи представляются въ такомъ видѣ:
Предметомъ нашего, познанія должна служить не единичная вещь или явленіе, не индивидуальное, скоро преходящее, постоянно измѣняющееся, только бывающее, а то, что есть въ вещахъ неизмѣннаго, непреходящаго, вѣчнаго. Это неизмѣнное и вѣчное составляетъ все то, что обще всѣмъ опредѣленнымъ вещамъ или цѣлымъ родамъ ихъ. Вслѣдствіе такого взгляда, Платонъ свое вниманіе, естественно, останавливаетъ не на отдѣльныхъ представленіяхъ, а на понятіяхъ. Въ понятіи, по мнѣнію его, мы схватываемъ вѣчныя негтрехо-
стараемся видеть те законы, какими она обусловлена. Затем, после этого, отыскиваем законы, которые, в свою очередь, определяют уже найденные нами и т. д. пока, наконец, не придем к неразложимому закону, к тому, что само ничем не обусловлено, т. е. пока не придем к благу. Однако, по нашему мнению, Платон лишь помощи синтеза приписывал возможность постижения первоначала в последнем, самом высшем акте мышления.
Идеи, о которых шла выше речь, человеку не дано познать непосредственно. Он должен идти трудным путем научного мышления, чтобы построить познание, адекватное истинно-сущему.
Почему же возможно помощью мышления познать это сущее? Как, вообще, возможно истинное знание и как, наконец, его надо строить?
На эти вопросы Платон дает ответы, составляющие краеугольный камень его гносеологии.
В основу её он кладет, прежде всего, уже упомянутую нами мысль о тожестве бытия и мышления, или о тожестве форм бытия с формами мышления. По его мнению, что мысль с необходимостью полагает, то и есть. Этот основной тезис его гносеологии является ответом на первый поставленный выше вопрос. Ответом на следующий — служит второе положение: всё знание находится у нас в душе в скрытом состоянии и наша задача — пробудить его, вывести из-под порога сознания. Наконец, по вопросу: как же надо строить истинное познание, Платон дает такой ответ, отчасти позаимствованный им из учения Сократа: познание должно строиться при помощи понятий и суждений.
Эти положения в своем дальнейшем развитии представляются в таком виде:
Предметом нашего, познания должна служить не единичная вещь или явление, не индивидуальное, скоро преходящее, постоянно изменяющееся, только бывающее, а то, что есть в вещах неизменного, непреходящего, вечного. Это неизменное и вечное составляет всё то, что обще всем определенным вещам или целым родам их. Вследствие такого взгляда, Платон свое внимание, естественно, останавливает не на отдельных представлениях, а на понятиях. В понятии, по мнению его, мы схватываем вечные негтрехо-
