дрожали такъ, что онъ врядъ-ли могъ стоять. — Ради Бога, Августъ, — воскликнулъ я, не на шутку перепуганный, — что съ тобой? въ чемъ дѣло? что ты? — Дѣло! — пробормоталъ онъ съ изумленіемъ, выпуская руль и падая на дно лодки, — дѣло? — ничего — ладно — самъ видишь… ѣдемъ д… д… домой! — Тутъ мнѣ разомъ все стало ясно. Я кинулся къ нему, приподнялъ его. Онъ былъ пьянъ — пьянъ какъ стелька — не могъ ни стоять, ни говоритъ, ни видѣть. Глаза его были совсѣмъ стеклянные; и когда я въ отчаяніи выпустилъ его, онъ покатился какъ чурбанъ въ воду, на дно лодки. Очевидно, онъ выпилъ вечеромъ гораздо больше, чѣмъ я думалъ, — и его поведеніе въ постели было результатомъ той степени опьяненія, когда, какъ при нѣкоторыхъ формахъ помѣшательства, человѣкъ по наружности вполнѣ владѣетъ собой и дѣйствуетъ сознательно. Холодный ночной воздухъ произвелъ свое обычное дѣйствіе, — нервное возбужденіе улеглось, — и смутное сознаніе опасности, безъ сомнѣнія, ускорило катастрофу. Теперь онъ лежалъ безъ чувствъ и, по всей вѣроятности, долженъ былъ пролежать такъ нѣсколько часовъ.
Врядъ-ли можно себѣ представить мой ужасъ. Винные пары окончательно испарились, но тѣмъ сильнѣе было мое смущеніе и робость. Я зналъ, что мнѣ не справиться съ лодкой и что бурный вѣтеръ, въ соединеніи съ отливомъ, влекутъ насъ къ гибели. Надвигалась буря; у насъ не было ни компаса, ни провизіи, а сохраняя то же направленіе, мы должны были къ утру потерять изъ вида землю. Эти мысли и рой другихъ, не менѣе страшныхъ, съ быстротой молніи проносились въ моей головѣ и въ первыя минуты совершенно парализировали меня. Лодка бѣшено мчалась, разсѣкая волны, съ раздутыми парусами, ныряя носомъ въ пѣнѣ. Рѣгшительно не понимаю, какъ она не перевернулась: Августъ, какъ я уже сказалъ, бросилъ руль, а я былъ въ такомъ волненіи, что не подумалъ за него взяться. Къ счастью, лодка устояла, а я понемногу овладѣлъ собою. Вѣтеръ, однако, крѣпчалъ съ каждой минутой; и всякій разъ, какъ мы разсѣкали носомъ волну, она обрушивалась на корму и заливала насъ цѣлымъ потокомъ. Я до такой степени окоченѣлъ, что почти потерялъ способность чувствовать. Наконецъ, во мнѣ проснулась рѣшимость отчаянія и, бросившись къ мачтѣ, я отпустилъ парусъ. Какъ и слѣдовало ожидать, онъ вылетѣлъ за бортъ и, намокнувъ въ водѣ, сломилъ и утащилъ за собой мачту. Это обстоятельство спасло насъ отъ неминуемой гибели. Съ однимъ кливеромъ я лавировалъ кое-какъ противъ вѣтра, подвертываясь иногда подъ валъ, но, по крайней мѣрѣ, избавившись отъ страха немедленной смерти. Я взялся за руль и сталъ дышать свободнѣе, видя, что еще остается надежда на спасеніе.
