странный стукъ, въ глухую полночь, среди зловѣщей тишины, царившей въ этомъ старомъ домѣ, возбуждалъ во мнѣ непреодолимый ужасъ. Но все-таки я сдерживался и еще нѣсколько минутъ простоялъ смирно. А стукъ раздавался все громче и громче. Я думалъ, что сердце вотъ-вотъ лопнетъ. Тутъ же мной овладѣло безпокойство: что если сосѣди услышать этотъ стукъ? Часъ старика пробилъ! Съ дикимъ воемъ я открылъ фонарь и бросился въ комнату. Онъ вскрикнулъ… только разъ. Я въ одно мгновеніе сдернулъ его на полъ, навалилъ на него тяжелый матрасъ. Я весело смѣялся, видя, что дѣло зашло такъ далеко. Но еще нѣсколько минутъ сердце глухо билось. Это, впрочемъ, не безпокоило меня, — я зналъ, что за стѣной не услышатъ. Наконецъ, оно затихло. Старикъ былъ мертвъ. Я стащилъ матрасъ, осмотрѣлъ тѣло. Да, онъ былъ мертвъ, мертвъ, какъ колода. Я приложилъ руку къ его сердцу и продержалъ ее такъ нѣсколько минутъ. Ни признака жизни! Мертвъ какъ колода. Его глазъ не будетъ больше меня мучить.
Если вы все еще считаете меня сумасшедшимъ, то, конечно, разубѣдитесь въ этомъ, когда я вамъ разскажу, какъ искусно я спряталъ тѣло убитаго. Ночь близилась къ концу и я работалъ торопливо, но безъ шума.
Я вынулъ изъ пола три доски и запряталъ туда трупъ. Затѣмъ я уложилъ доски на прежнее мѣсто, — такъ тщательно, такъ искусно, что ни одинъ глазъ человѣческій — даже его глазъ — не увидалъ бы тутъ ничего подозрительнаго. Подмывать не приходилось, — крови не было, — ни пятнышка. Я былъ слишкомъ остороженъ для этого.
Когда я окончилъ свою работу, было четыре часа утра, — но темно, какъ въ полночь. Едва пробили часы, послышался стукъ въ наружную дверь. Я пошелъ отворить, совершенно спокойно, — теперь мнѣ нечего было бояться. Вошли трое людей и очень вѣжливо отрекомендовались полицейскими чиновниками. Одинъ изъ моихъ сосѣдей слышалъ ночью крикъ, возбудившій въ немъ подозрѣніе. Онъ сообщилъ въ полицію, и они (чиновники) были посланы произвести разслѣдованіе.
Я улыбнулся, — ибо чего мнѣ было бояться? Я очень любезно принялъ господъ полицейскихъ. Объяснилъ имъ, что крикнулъ я самъ, во снѣ. Сказалъ, что старикъ уѣхалъ изъ города. Водилъ ихъ по всему дому, просилъ искать хорошенько, наконецъ, привелъ въ его комнату. Показалъ его сокровища въ цѣлости и сохранности. Въ порывѣ любезности, я даже принесъ въ комнату стулья и предложилъ имъ отдохнуть здѣсь, а самъ съ безумной дерзостью, въ сознаніи своего торжества, поставилъ свой стулъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ было спрятано тѣло моей жертвы.
