Страница:Случевский. Сочинения. том 4 (1898).pdf/297

Эта страница была вычитана


и это потому, что нѣтъ высшаго добра, какъ въ холоду зимнемъ къ теплой человѣческой крови прикоснуться, испить ея, хотя бы глотнуть, чтобы по замершимъ губамъ и жиламъ опять живое тепло пробѣжало…

И раскатывалось это веселіе костяковъ по подземному царству безъ удержу и безъ препятствія. Шумѣли и бѣгали костяки на поискахъ во всѣ стороны, и сшибались, и разбѣгались. Красно-золотистою была при этомъ далекая даль подземная и нависали по ней коренья древесные что̀ деревья, всѣ въ розовыхъ побѣгахъ и ярко-пунцовыхъ почкахъ, и между нихъ шмыгали, отыскивая Маланью и взывая къ радости, тысячи, многія тысячи костяковъ, большихъ и малыхъ, съ черными, круглыми впадинами вмѣсто глазъ, а въ каждой впадинѣ, вмѣсто глаза, по зажженной свѣчкѣ церковной свѣтилось…

— Ищите! ищите!—слышалось въ тысячахъ голосовъ.

— Гдѣ она, эта Маланья?—отвѣчали другіе.

Померкало при видѣ этого, сознанье Маланьи; а Панкратій и Алена все тутъ какъ тутъ искать ее побуждаютъ.

— Ой, сосунчики родные, сосунки-голубчики,—вопила Алена къ малымъ костячкамъ,—вы ищите ее, проклятую!

И двигаются, двигаются малые костячки длинными вереницами; есть такіе между нихъ маленькіе, что̀ и ходить еще не могутъ, а все двигаются, работаютъ, ищутъ…

И вспоминаетъ Маланья своимъ тускнѣющимъ сознаніемъ, что мертвые, дѣйствительно, теплую людскую кровь любятъ… Что есть даже такой вампиръ-кровопійца, падкій до грѣшниковъ… Что она, Маланья, несомнѣнно все-таки живая грѣшница къ мертвецамъ попала и что тутъ ей непремѣнно конецъ будетъ…

Ощупываетъ она холодѣющими пальцами по сторонамъ холодную землю, царапается, выскочить хочетъ. Крикнуть


Тот же текст в современной орфографии

и это потому, что нет высшего добра, как в холоду зимнем к тёплой человеческой крови прикоснуться, испить её, хотя бы глотнуть, чтобы по замершим губам и жилам опять живое тепло пробежало…

И раскатывалось это веселие костяков по подземному царству без удержу и без препятствия. Шумели и бегали костяки на поисках во все стороны, и сшибались, и разбегались. Красно-золотистою была при этом далёкая даль подземная и нависали по ней коренья древесные что деревья, все в розовых побегах и ярко-пунцовых почках, и между них шмыгали, отыскивая Маланью и взывая к радости, тысячи, многие тысячи костяков, больших и малых, с чёрными, круглыми впадинами вместо глаз, а в каждой впадине, вместо глаза, по зажжённой свечке церковной светилось…

— Ищите! ищите! — слышалось в тысячах голосов.

— Где она, эта Маланья? — отвечали другие.

Померкало при виде этого, сознанье Маланьи; а Панкратий и Алёна всё тут как тут искать её побуждают.

— Ой, сосунчики родные, сосунки-голубчики, — вопила Алёна к малым костячкам, — вы ищите её, проклятую!

И двигаются, двигаются малые костячки длинными вереницами; есть такие между них маленькие, что и ходить ещё не могут, а всё двигаются, работают, ищут…

И вспоминает Маланья своим тускнеющим сознанием, что мёртвые, действительно, тёплую людскую кровь любят… Что есть даже такой вампир-кровопийца, падкий до грешников… Что она, Маланья, несомненно всё-таки живая грешница к мертвецам попала и что тут ей непременно конец будет…

Ощупывает она холодеющими пальцами по сторонам холодную землю, царапается, выскочить хочет. Крикнуть