кого она полюбитъ, безконечность забвенья, съ уничтоженіемъ и воли, и памяти, и всего, всего земного.
И случилось скоро нѣчто еще болѣе невѣроятное, чѣмъ все происшедшее: Альгою избралъ себѣ въ подруги одинъ изъ боговъ вселенной, прискучивший вѣчно непорочными созданіями, окружавшими его отъ начала вѣка. Полюбилъ ее богъ цвѣтовъ.
Какъ разъ въ семнадцатый день рожденія Альгои, о которомъ богъ этотъ зналъ, какъ знали вельможа и его жена, лодка пристала къ берегу, еще не посѣщавшемуся ими. Для торжественнаго дня этого старики не хотѣли выбрать стоянкою, какъ это всегда бывало, мѣстность угрюмую, печальную. Они предпочли роскошный уголокъ безконечно красиваго лѣса, и ввели лодку въ одну изъ мирныхъ заводей рѣки.
Цвѣтовъ на ближайшей лужайкѣ и на деревьяхъ сіяло такъ много, что когда Альгоя сошла на берегъ, что̀ дѣлала она часто, новымъ цвѣтамъ не было мѣста распуститься и никакихъ видимыхъ измѣненій, къ которымъ такъ привыкли старики, не произошло. Въ блескѣ яркаго солнца, обративъ къ Альгоѣ свои лучезарныя коронки, глядѣли на нее цвѣты въ упоръ. Легіоны разноцвѣтныхъ лепестковъ стремились къ ней съ травы и деревьевъ и покоили на прелестной дочери земли свои безмолвные, влюбленные взоры, и чѣмъ дальше шла Альгоя отъ берега, тѣмъ лучше становились цвѣты, тѣмъ страстнѣе являлись сочетанія ихъ красокъ, тѣмъ острѣе, обворожительнѣе ароматъ и тѣмъ шибче подвигалась къ нимъ Альгоя.
Старики видѣли съ лодки, какъ шла она, будто втягиваемая незримою силою въ эту непонятную, необъятную пучину цвѣтовъ. Какой-то священный трепетъ обуялъ ихъ,
кого она полюбит, бесконечность забвенья, с уничтожением и воли, и памяти, и всего, всего земного.
И случилось скоро нечто ещё более невероятное, чем всё происшедшее: Альгою избрал себе в подруги один из богов вселенной, прискучивший вечно непорочными созданиями, окружавшими его от начала века. Полюбил её бог цветов.
Как раз в семнадцатый день рождения Альгои, о котором бог этот знал, как знали вельможа и его жена, лодка пристала к берегу, ещё не посещавшемуся ими. Для торжественного дня этого старики не хотели выбрать стоянкою, как это всегда бывало, местность угрюмую, печальную. Они предпочли роскошный уголок бесконечно красивого леса, и ввели лодку в одну из мирных заводей реки.
Цветов на ближайшей лужайке и на деревьях сияло так много, что когда Альгоя сошла на берег, что делала она часто, новым цветам не было места распуститься и никаких видимых изменений, к которым так привыкли старики, не произошло. В блеске яркого солнца, обратив к Альгое свои лучезарные коронки, глядели на неё цветы в упор. Легионы разноцветных лепестков стремились к ней с травы и деревьев и покоили на прелестной дочери земли свои безмолвные, влюблённые взоры, и чем дальше шла Альгоя от берега, тем лучше становились цветы, тем страстнее являлись сочетания их красок, тем острее, обворожительнее аромат и тем шибче подвигалась к ним Альгоя.
Старики видели с лодки, как шла она, будто втягиваемая незримою силою в эту непонятную, необъятную пучину цветов. Какой-то священный трепет обуял их,
