нію моей сестры я присоединяю, что у вашего сына будетъ сила громадная: никто изъ людей, ни изъ звѣрей не сможетъ ни одолѣть его, ни сокрушить“.—И внезапно изчезла.
Долго не появлялась третья.
Наконецъ, они увидѣли маленькую дѣвочку со свѣтлыми золотистыми кудрями, рѣзво, съ легкостью бабочки перебѣгающую тонкое болото. Она подбѣжала къ нимъ, обняла Бутуза за шею и чмокнула его въ щеку, а жену его взяла за руки и начала крутиться, вертѣться и рѣзвиться и такъ скоро и быстро, что та, бѣдная, упала въ изнеможеніи. Но они не были сердиты на нее и залюбовались ею—веселенькою и лучезарною.
— „Что это вы принесли,—спросила Гратуя, ткнула пальчикомъ въ медъ и потомъ облизала его—Ахъ какой сладкій медъ,—продолжала она.—А это что? что-то кислое, и это пригодится: когда будетъ жарко, и я захочу напиться, вотъ я и перемѣшаю это съ водицей и буду пить… А это мучица? Тоже хорошо, что принесли. Я изъ этой мучицы сдѣлаю тѣсто, напеку хлѣбцовъ и буду кормить имъ своихъ птичекъ, рѣзвыхъ, лѣсныхъ щебетухъ.“
нию моей сестры я присоединяю, что у вашего сына будет сила громадная: никто из людей, ни из зверей не сможет ни одолеть его, ни сокрушить». — И внезапно исчезла.
Долго не появлялась третья.
Наконец, они увидели маленькую девочку со светлыми золотистыми кудрями, резво, с легкостью бабочки перебегающую тонкое болото. Она подбежала к ним, обняла Бутуза за шею и чмокнула его в щеку, а жену его взяла за руки и начала крутиться, вертеться и резвиться и так скоро и быстро, что та, бедная, упала в изнеможении. Но они не были сердиты на нее и залюбовались ею — веселенькою и лучезарною.
— «Что это вы принесли, — спросила Гратуя, ткнула пальчиком в мед и потом облизала его — Ах какой сладкий мед, — продолжала она. — А это что? что-то кислое, и это пригодится: когда будет жарко, и я захочу напиться, вот я и перемешаю это с водицей и буду пить… А это мучица? Тоже хорошо, что принесли. Я из этой мучицы сделаю тесто, напеку хлебцов и буду кормить им своих птичек, резвых, лесных щебетух.»
