Тепло такъ было, жарко, высокъ былъ небосводъ.
20 Ну, кто это сказалъ мнѣ, что есть на свѣтѣ ледъ?
Не можетъ быть, безумно, о, цвѣтики, зачѣмъ?
Въ цвѣтеньи и влюбленьи такъ лучезарно всѣмъ.
Цвѣтетъ Земля и Небо, поетъ Любовь, горя.
И я съ своей свирѣлью дождался Сентября.
25 Онъ золотомъ вѣнчаетъ, качаетъ онъ листы,
Качая, расцвѣчаетъ, баюкаетъ мечты.
И спать мнѣ захотѣлось, альковъ мой—небосклонъ,
Я тихо погружаюсь въ свой золотистый сонъ.
Какъ дѣвушки снимаютъ предъ сномъ цвѣтистость бусъ,
30 Я цвѣтиковъ касаюсь: „Я снова къ вамъ вернусь“.
Іюнь, Іюль, и Августъ, я въ сладкомъ забытьи.
Прощайте—до Апрѣля—любимые мои.
|
Тот же текст в современной орфографии
Тепло так было, жарко, высок был небосвод.
20 Ну, кто это сказал мне, что есть на свете лёд?
Не может быть, безумно, о, цветики, зачем?
В цветении и влюблении так лучезарно всем.
Цветёт Земля и Небо, поёт Любовь, горя.
И я с своей свирелью дождался сентября.
25 Он золотом венчает, качает он листы,
Качая, расцвечает, баюкает мечты.
И спать мне захотелось, альков мой — небосклон,
Я тихо погружаюсь в свой золотистый сон.
Как девушки снимают пред сном цветистость бус,
30 Я цветиков касаюсь: «Я снова к вам вернусь».
Июнь, июль, и август, я в сладком забытьи.
Прощайте — до апреля — любимые мои.
|
