сильные - вблизи болѣе громкими, а вдали болѣе тихими? "Да" — отвѣтятъ. — Итакъ, если бы наше благополучіе заключалось въ предпочтеніи вещей бо́льшихъ размѣровъ и въотклоненіи отъ себя вещей малыхъ размѣровъ, то что́ тогда оказалось бы спасительнымъ для нашей жизни, — наука ли объ измѣреніи, иначе говоря, метретика, или непосредственное впечатлѣніе на наши чувства самихъ вещей? Не вводило ли бы насъ послѣднее въ заблужденіе, и не вело ли бы оно насъ то къ преувеличенію, то къ умаленію того, что въ сущности въ томъ и другомъ случаѣ одно и тоже? Не пришлось ли бы намъ изъ-за этого часто раскаиваться въ выборѣ вещей, выгодныхъ въ однихъ случаяхъ при меньшемъ —, а въ другихъ — при бо́льшемъ объемѣ, въ то время какъ метретика уничтожала бы вполнѣ ошибочность внѣшняго впечатлѣнія и, обнаруживая истину и давая нашему уму надежную опору, не позволяла бы ему колебаться и спасала бы, такимъ образомъ, нашу жизнь? — Согласятся ли люди съ тѣмъ, что метретика тогда спасала бы насъ, или укажутъ на что-нибудь другое?"
— Согласятся — говоритъ Протагоръ.
"А если бы сиасѳвіе нашей жизни зависѣло отъ выбора какихъ-нибудь вещей по ихъ численности, въ томъ смыслѣ, что въ однихъ случаяхъ правильнѣе было бы выбрать бо́льше — ,а въ другихъ — меньше чего нибудь одного въ сравненіи съ чѣмъ-нибудь другимъ, — будетъ ли оно близко, или въ отдаленіи, — то что́ тогда спасало бы нашу жизнь? Не знаніе ли? И не метретикою ли опять какою-то было бы это знаніе, по скольку оно касалось бы вопроса объ излишкѣ или недостачѣ вообще, а такъ какъ въ частности оно имѣло бы дѣло съ численностью, то была ли бы это какая-нибудь другая наука, кромѣ науки о счисленіи или ариѳметики? Согласятся ли съ нами люди или нѣтъ?"
— Согласятся — говоритъ Протагоръ.
"Въ нашемъ же разсужденіи оказалось, что спасеніе нашей жизни зависитъ отъ правильнаго выбора между печалью и радостью, отъ правильнаго выбора между бо́льшинъ или меньшимъ
сильные - вблизи более громкими, а вдали более тихими? "Да" — ответят. — Итак, если бы наше благополучие заключалось в предпочтении вещей бо́льших размеров и въотклонении от себя вещей малых размеров, то что́ тогда оказалось бы спасительным для нашей жизни, — наука ли об измерении, иначе говоря, метретика, или непосредственное впечатление на наши чувства самих вещей? Не вводило ли бы нас последнее в заблуждение, и не вело ли бы оно нас то к преувеличению, то к умалению того, что в сущности в том и другом случае одно и тоже? Не пришлось ли бы нам из-за этого часто раскаиваться в выборе вещей, выгодных в одних случаях при меньшем —, а в других — при бо́льшем объеме, в то время как метретика уничтожала бы вполне ошибочность внешнего впечатления и, обнаруживая истину и давая нашему уму надежную опору, не позволяла бы ему колебаться и спасала бы, таким образом, нашу жизнь? — Согласятся ли люди с тем, что метретика тогда спасала бы нас, или укажут на что-нибудь другое?"
— Согласятся — говорит Протагор.
"А если бы сиасфвие нашей жизни зависело от выбора каких-нибудь вещей по их численности, в том смысле, что в одних случаях правильнее было бы выбрать бо́льше — ,а в других — меньше чего нибудь одного в сравнении с чем-нибудь другим, — будет ли оно близко, или в отдалении, — то что́ тогда спасало бы нашу жизнь? Не знание ли? И не метретикою ли опять какою-то было бы это знание, поскольку оно касалось бы вопроса об излишке или недостаче вообще, а так как в частности оно имело бы дело с численностью, то была ли бы это какая-нибудь другая наука, кроме науки о счислении или арифметики? Согласятся ли с нами люди или нет?"
— Согласятся — говорит Протагор.
"В нашем же рассуждении оказалось, что спасение нашей жизни зависит от правильного выбора между печалью и радостью, от правильного выбора между бо́льшин или меньшим
