рошо, а Платовъ держитъ свою ажидацію, что для него все ничего не значитъ.
Государь говоритъ:
— Какъ это возможно — отчего въ тебѣ такое безчувствіе? Неужто тебѣ здѣсь ничто не удивительно?
А Платовъ отвѣчаетъ:
— Мнѣ здѣсь то одно удивительно, что мои донцы-молодцы безъ всего этого воевали и дванадесять языкъ прогнали.
Государь говоритъ:
— Это безразсудокъ.
Птатовъ отвѣчаетъ:
— Не знаю, къ чему отнести, но спорить не смѣю и долженъ молчать.
А англичане, видя между государя такую перемолвку, сейчасъ подвели его къ самому Аболону полведерскому и берутъ у того изъ одной руки Мортимерово ружье, а изъ другой пистолю.
— Вотъ, говорятъ, какая у насъ производительность, — и подаютъ ружье.
Государь на Мортимерово ружье посмотрѣль спокойно, потому что у него такія въ Царскомъ Селѣ есть, а они потомъ даютъ ему пистолю и говорятъ:
— Это пистоля неизвѣстнаго, неподражаемаго мастерства, — ее нашъ адмиралъ у разбойничьяго атамана въ Канделабріи изъ-за пояса выдернулъ.
Государь взглянулъ на пистолю и наглядѣться не можетъ.
Взахался ужасно.
— Ахъ, ахъ, ахъ! — говоритъ, — какъ это такъ… какъ это даже можно такъ тонко сдѣлать! — И къ Платову по-русски оборачивается и говоритъ: — вотъ если бы у меня былъ хотя одинъ такой мастеръ въ Россіи, такъ я бы этимъ весьма счастливый былъ и гордился, а того мастера сейчасъ же благороднымъ бы сдѣлалъ.
А Платовъ на эти слова въ ту же минуту опустилъ правую руку въ свои большія шаровары и тащитъ оттуда ружейную отвертку. Англичане говорятъ: это не отворяется, а онъ, вниманія не обращая, ну, замокъ ковырять. Повернулъ разъ, повернулъ два — замокъ и вынулся. Платовъ показываетъ государю собачку, а тамъ, на самомъ сугибѣ, сдѣлана русская надпись: «Иванъ Москвинъ во градѣ Тулѣ».
рошо, а Платов держит свою ажидацию, что для него все ничего не значит.
Государь говорит:
— Как это возможно — отчего в тебе такое бесчувствие? Неужто тебе здесь ничто не удивительно?
А Платов отвечает:
— Мне здесь то одно удивительно, что мои донцы-молодцы без всего этого воевали и дванадесять язык прогнали.
Государь говорит:
— Это безрассудок.
Птатов отвечает:
— Не знаю, к чему отнести, но спорить не смею и должен молчать.
А англичане, видя между государя такую перемолвку, сейчас подвели его к самому Аболону полведерскому и берут у того из одной руки Мортимерово ружье, а из другой пистолю.
— Вот, говорят, какая у нас производительность, — и подают ружье.
Государь на Мортимерово ружье посмотрель спокойно, потому что у него такие в Царском Селе есть, а они потом дают ему пистолю и говорят:
— Это пистоля неизвестного, неподражаемого мастерства, — ее наш адмирал у разбойничьего атамана в Канделабрии из-за пояса выдернул.
Государь взглянул на пистолю и наглядеться не может.
Взахался ужасно.
— Ах, ах, ах! — говорит, — как это так… как это даже можно так тонко сделать! — И к Платову по-русски оборачивается и говорит: — вот если бы у меня был хотя один такой мастер в России, так я бы этим весьма счастливый был и гордился, а того мастера сейчас же благородным бы сделал.
А Платов на эти слова в ту же минуту опустил правую руку в свои большие шаровары и тащит оттуда ружейную отвертку. Англичане говорят: это не отворяется, а он, внимания не обращая, ну, замок ковырять. Повернул раз, повернул два — замок и вынулся. Платов показывает государю собачку, а там, на самом сугибе, сделана русская надпись: «Иван Москвин во граде Туле».
