Оба они были не родня Маланьѣ — головѣ бараньей, а чужіе, — родныхъ ихъ разбойники въ лѣсу закололи, а ихъ бросили; поселяне ихъ нашли и стали судить — кому бы ихъ взять? Никому не хотѣлось брать безрукаго, да безногую, никогда отъ нихъ никакой пользы не дождешься, а Маланья услыхала и говоритъ:
— Это вы правду, добрые мужички, говорите: безъ рукъ, безъ ногъ ничего не обработаешь, а пить-ѣсть надобно: давайте мнѣ Ерашку съ Живулечкой. Случается, что мнѣ одной ѣсть нечего — тогда намъ втроемъ веселѣй терпѣть будетъ.
Мужички захохотали.
— Беззаботная, говорятъ, — Маланья, — прямая ты голова баранья, — и отдали ей и Ерашку, и дѣвочку Живулечку.
А Маланья ихъ привела и оставила у себя жить.
Живутъ часомъ съ квасомъ, а порою съ водою. Маланья ночь не спитъ: то богатымъ бабамъ пряжу прядетъ, то мужикамъ вязенки изъ шерсти вяжетъ, и мучицы и соль заработаетъ, и хворосту по лѣсу наберетъ — печку затопитъ и хлѣба спечетъ, и сама поѣстъ, и Ерашку съ Живулечкой покормитъ.
Сошлись передъ вечеромъ у колодца домовитыя бабы и спрашиваютъ Маланью:
— Какъ ты, Маланья — голова баранья, съ ребятишками прокуратничаешь.
— А все хорошо, слава Богу, — отвѣчаетъ Маланья.
— Чѣмъ же хорошо? вѣдь они у тебя безсчастные!
— А тѣмъ, бабоньки, и хорошо, что они безсчастные, — что на ихъ долю немного нужно. Если бы они были посчастливѣе, да позадачливѣй, — мнѣ бы не послужить ими Господу Богу, а какъ они плохіе да бездомные, то что̀ я имъ ни доспѣю — все это для нихъ лучше того, какъ если бы я ихъ не приняла, да объ нихъ не подумала.
Покивали бабы головами и говорятъ:
— А ты еще впередъ-то подумала ли: что̀ съ ними будетъ?
— Нѣтъ, — говоритъ Маланья: — я объ этомъ не думала.
— Да какъ же такъ можно? Надо всегда о переду думать!
А Маланья отвѣчаетъ:
— Что̀ пользы думать о томъ, чего знать невозможно, дастъ Богъ день — дастъ и пищу на день, а ночью намъ всѣмъ есть покой на печечкѣ.
Оба они были не родня Маланье — голове бараньей, а чужие, — родных их разбойники в лесу закололи, а их бросили; поселяне их нашли и стали судить — кому бы их взять? Никому не хотелось брать безрукого, да безногую, никогда от них никакой пользы не дождешься, а Маланья услыхала и говорит:
— Это вы правду, добрые мужички, говорите: без рук, без ног ничего не обработаешь, а пить-есть надобно: давайте мне Ерашку с Живулечкой. Случается, что мне одной есть нечего — тогда нам втроем веселей терпеть будет.
Мужички захохотали.
— Беззаботная, — говорят, — Маланья, — прямая ты голова баранья, — и отдали ей и Ерашку, и девочку Живулечку.
А Маланья их привела и оставила у себя жить.
Живут часом с квасом, а порою с водою. Маланья ночь не спит: то богатым бабам пряжу прядет, то мужикам вязенки из шерсти вяжет, и мучицы и соль заработает, и хворосту по лесу наберет — печку затопит и хлеба спечет, и сама поест, и Ерашку с Живулечкой покормит.
Сошлись перед вечером у колодца домовитые бабы и спрашивают Маланью:
— Как ты, Маланья — голова баранья, с ребятишками прокуратничаешь.
— А все хорошо, слава Богу, — отвечает Маланья.
— Чем же хорошо? ведь они у тебя бессчастные!
— А тем, бабоньки, и хорошо, что они бессчастные, — что на их долю немного нужно. Если бы они были посчастливее, да позадачливей, — мне бы не послужить ими Господу Богу, а как они плохие да бездомные, то что я им ни доспею — все это для них лучше того, как если бы я их не приняла, да об них не подумала.
Покивали бабы головами и говорят:
— А ты еще вперед-то подумала ли: что с ними будет?
— Нет, — говорит Маланья: — я об этом не думала.
— Да как же так можно? Надо всегда о переду думать!
А Маланья отвечает:
— Что пользы думать о том, чего знать невозможно, даст Бог день — даст и пищу на день, а ночью нам всем есть покой на печечке.
