насьевна опять и здѣсь идутъ, ничего, разумно, ну, а я, глупецъ, все и тутъ, самъ не знаю чего, рѣкой разливаюсь плачу. Но все же, однако, я, милостивые государи, до сихъ поръ хоть и плакалъ, но шелъ; но тутъ, батушка, у крыльца господскаго, вдругъ смотрю, вижу стоятъ три подводы, лошади запряжены разгонныя господскія Марѳы Андревны, а братцевы двѣ лошаденки сзади прицѣплены, и на телѣгахъ вижу весь багажъ моихъ родителей и братца. Я, батушка, этимъ смутился, и не знаю, что̀ думать. Марѳа Андревна до сего времени, идучи съ отцомъ Алексѣемъ, все о покосахъ изволили разговаривать и вниманія на меня будто не обращали, а тутъ вдругъ ступили ножками на крыльцо, оборачиваются ко мнѣ и изволятъ говорить такое слово: «Вотъ тебѣ, слуга мой, отпускная: пусти своихъ стариковъ и брата съ дѣтьми на волю!» и положили мнѣ за жилетъ эту отпускную… Ну, ужъ этого я не перенесъ…
Николай Аѳанасьевичъ приподнялъ руки вровень съ своимъ лицомъ и заговорилъ:
— Ты! — закричалъ я въ безуміи: — такъ это все ты, говорю, жестокая, стало-быть совсѣмъ хочешь такъ раздавить меня благостію своей! — И тутъ грудь мнѣ перехватило, виски заныли, въ глазахъ по всему свѣту замелькали лампады, и я безъ чувствъ упалъ у отцовскихъ возовъ съ тою отпускной.
— Ахъ, старичокъ, какой чувствительный! — воскликнулъ растроганный Ахилла, хлопнувъ по плечу Николая Аѳанасьевича.
— Да-съ, — продолжалъ, вытеревъ себѣ ротикъ, карло. — А пришелъ-то я въ себя ужъ черезъ девять дней, потому что горячка у меня сдѣлалась и то-съ осматриваюсь и вижу, госпожа сидитъ у моего изголовья и говоритъ: «Охъ, прости ты меня, Христа ради, Николаша: чуть я тебя, сумасшедшая, не убила!» Такъ вотъ она какой великанъ-то была, госпожа Плодомасова!
— Ахъ, ты, старичокъ прелестный! — опять воскликнулъ дьяконъ Ахилла, схвативъ Николая Аѳанасьевича въ шутку за пуговочку фрака и какъ бы оторвавъ ее.
Карла молча попробовалъ эту пуговицу и, удостовѣрясь, что она цѣла и на своемъ мѣстѣ, сказалъ:
— Да-съ, да, я ничтожный человѣкъ, а онѣ заботились обо мнѣ, довѣряли; даже скорби свои иногда мнѣ открывали,
