Живописецъ живо скомандовалъ и назадъ пришелъ, а за нимъ идетъ его мастеръ, молодой художникъ, съ подносомъ, и несетъ двѣ бутылки съ бокалами.
Какъ вошли, такъ живописецъ за собою двери заперъ и ключъ въ карманъ положилъ. Дядя посмотрѣлъ и все понялъ, а зять художнику кивнулъ, — тотъ взялъ и сталъ въ смирную просьбу.
— Виноватъ, — простите и благословите.
Дядюшка зятя спрашиваетъ:
— Бить его можно?
Зять говоритъ:
— Можно, да не надобно.
— Ну, такъ пусть онъ передо мною, по крайности, на колѣна станетъ.
Зять тому шепнулъ:
— Ну, стань за любимую дѣвушку на колѣна передъ батькою.
Тотъ сталъ.
Старикъ и заплакалъ.
— Очень, — говоритъ, — любишь ее?
— Люблю.
— Ну, цѣлуй меня.
Такъ Ивана Яковлевича маленькую ошибку и прикрыли. И оставалось все это въ благополучной тайности, и къ младшей сестрѣ женихи пошли, потому что видятъ — дѣвицы надежныя.
Живописец живо скомандовал и назад пришел, а за ним идет его мастер, молодой художник, с подносом, и несет две бутылки с бокалами.
Как вошли, так живописец за собою двери запер и ключ в карман положил. Дядя посмотрел и все понял, а зять художнику кивнул, — тот взял и стал в смирную просьбу.
— Виноват, — простите и благословите.
Дядюшка зятя спрашивает:
— Бить его можно?
Зять говорит:
— Можно, да не надобно.
— Ну, так пусть он передо мною, по крайности, на колена станет.
Зять тому шепнул:
— Ну, стань за любимую девушку на колена перед батькою.
Тот стал.
Старик и заплакал.
— Очень, — говорит, — любишь ее?
— Люблю.
— Ну, целуй меня.
Так Ивана Яковлевича маленькую ошибку и прикрыли. И оставалось все это в благополучной тайности, и к младшей сестре женихи пошли, потому что видят — девицы надежные.