Онъ смотритъ.
— Чего же, говорить, — ты смѣешься?
— А что же мнѣ дѣлать? Это очень забавно.
— Забавно?
— Да какъ же.
— А ты подай-ка мнѣ жемчугъ.
Ожерелье лежало тутъ же на столѣ въ футлярѣ, — я его и подалъ.
— Есть у тебя увеличительное стекло?
Я говорю: — нѣтъ.
— Если такъ, то у меня есть. Я по старой привычкѣ всегда его при себѣ имѣю. Изволь смотрѣть на замокъ подъ собачку.
— Для чего мнѣ смотрѣть?
— Нѣтъ, ты посмотри. Ты, можетъ-быть, думаешь, что я тебя обманулъ.
— Вовсе не думаю.
— Нѣтъ, — смотри, смотри!
Я взялъ стекло и вижу: на замкѣ, на самомъ скрытномъ мѣстѣ, микроскопическая надпись французскими буквами: «Бургильонъ».
— Убѣдился, говоритъ, — что это дѣйствительно жемчугъ фальшивый?
— Вижу.
— И что же ты мнѣ теперь скажешь?
— То же самое, что и прежде. То-есть: это до меня не касается, и васъ только буду объ одномъ просить…
— Проси, проси!
— Позвольте не говорить объ этомъ Машѣ.
— Это для чего?
— Такъ…
— Нѣтъ, въ какихъ именно цѣляхъ? Ты не хочешь ее огорчить?
— Да, — это между прочимъ.
— А еще что?
— А еще то, что я не хочу, чтобы въ ея сердцѣ хоть что-нибудь шевельнулось противъ отца.
— Противъ отца?
— Да.
— Ну, для отца она теперь уже отрѣзанный ломоть, который къ короваю не пристанетъ, а ей главное — мужъ…
