— Лепутанъ!
Я откликаюсь:
— Чего изволите?
— Молодецъ, говоритъ. — Вотъ тебѣ еще тысячу рублей на ложки и плошки, но смотри, Лепутанъ, — заповѣди мои соблюди и тогда самъ собдюденъ будеши, а ежели что… да, спаси тебя Господи, станешь въ своемъ прежнемъ имени утверждаться и я узнаю… то во первое предисловіе я всего тебя изобью, а во-вторыхъ, по закону, «даръ дарителю возвращается». А если въ моемъ желаніи пребудешь, то объясни, что тебѣ еще надо, и все отъ меня получишь.
Я его благодарю и говорю, что никакихъ желаніевъ не имѣю и не придумаю, окромя одного, — если его милость будетъ, сказать мнѣ: что̀ все это значитъ и за что̀ я домъ получилъ?
Но этого онъ не сказалъ.
— Это, говоритъ, — тебѣ совсѣмъ не надо, но только помни, что съ этихъ поръ ты называешься — «Лепутанъ» и такъ въ моей дарственной именованъ. Храни это имя: тебѣ это будетъ выгодно.
Остались мы въ своемъ домѣ хозяйствовать и пошло у насъ все очень благополучно, и считали мы такъ, что все это женинымъ счастіемъ, потому что настоящаго объясненія долгое время ни отъ кого получить не могли, но одинъ разъ пробѣжали тутъ мимо насъ два господина и вдругъ остановились и входятъ.
Жена спрашиваетъ:
— Что прикажете?
Они отвѣчаютъ:
— Намъ нужно самого мусье Лепутана.
Я выхожу, а они переглянулись, оба вразъ засмѣялись и заговорили со мной по-французски.
Я извиняюсь, что по-французски не понимаю.
— А давно ли, спрашиваютъ, — вы стали подъ этой вывѣской?
Я имъ сказалъ сколько лѣтъ.
— Ну, такъ и есть. Мы васъ, говорятъ, — помнимъ и видѣли: вы одному господину подъ Новый годъ удивительно
— Лепутан!
Я откликаюсь:
— Чего изволите?
— Молодец, — говорит. — Вот тебе еще тысячу рублей на ложки и плошки, но смотри, Лепутан, — заповеди мои соблюди и тогда сам собдюден будеши, а ежели что… да, спаси тебя Господи, станешь в своем прежнем имени утверждаться и я узнаю… то во первое предисловие я всего тебя изобью, а во-вторых, по закону, «дар дарителю возвращается». А если в моем желании пребудешь, то объясни, что тебе еще надо, и все от меня получишь.
Я его благодарю и говорю, что никаких желаниев не имею и не придумаю, окромя одного, — если его милость будет, сказать мне: что все это значит и за что я дом получил?
Но этого он не сказал.
— Это, — говорит, — тебе совсем не надо, но только помни, что с этих пор ты называешься — «Лепутан» и так в моей дарственной именован. Храни это имя: тебе это будет выгодно.
Остались мы в своем доме хозяйствовать и пошло у нас все очень благополучно, и считали мы так, что все это жениным счастьем, потому что настоящего объяснения долгое время ни от кого получить не могли, но один раз пробежали тут мимо нас два господина и вдруг остановились и входят.
Жена спрашивает:
— Что прикажете?
Они отвечают:
— Нам нужно самого мусье Лепутана.
Я выхожу, а они переглянулись, оба враз засмеялись и заговорили со мной по-французски.
Я извиняюсь, что по-французски не понимаю.
— А давно ли, — спрашивают, — вы стали под этой вывеской?
Я им сказал сколько лет.
— Ну, так и есть. Мы вас, — говорят, — помним и видели: вы одному господину под Новый год удивительно
