множился, и въ эпоху царствованія перваго императора представителемъ всего рода бояръ Плодомасовыхъ оказался только одинъ, холостой и безродный боярчукъ Никита Юрьичъ. Никита Юрьичъ, съ тѣхъ поръ, съ которыхъ онъ былъ въ состояніи себя помнить, помнилъ себя круглымъ сиротою и возрасталъ на рукахъ мамъ и пѣстуновъ во всемъ барскомъ своеволіи тогдашняго времени, — своеволіи, которому, однако, уже полагался конецъ строгою рукою царствовавшаго преобразователя. Никитѣ Плодомасову было суждено быть свидѣтелемъ начала забастовки этихъ боярскихъ самовольствъ и самому подпасть подъ одно изъ колесъ, на которыхъ царь двигалъ въ новую жизнь нерушимую за̀старь Россіи. Въ 1715 г. пріѣхали въ село Плодомасово, въ большой красной сафьянной кибиткѣ, какіе-то комиссары и, не принимая никакихъ по̀сулъ и подарковъ, взяли съ собой въ эту кибитку восемнадцатилѣтняго плодомасовскаго боярчука и увезли его далеко, къ самому царю, въ Питеръ, а царь послалъ его съ другими молодыми людьми въ чужіе края, гдѣ Никита Плодомасовъ не столько учился, сколько мучился и, наконецъ, по возвращеніи въ отечество, въ 1720 году, пользуясь недосугами государя, откупился у его жадныхъ вельможъ на свободу и удралъ опять въ село Плодомасово.
Здѣсь Никита Плодомасовъ повелъ себя такъ, какъ теперь ведутъ себя молодые турки, возвращающіеся домой изъ парижской французской коллегіи: онъ старался вознаградить себя за всѣ стѣсненія, претерпѣнныя имъ въ теченіе пяти лѣтъ отъ цивилизаціи и подневольной жизни. Онъ сѣлъ феодаломъ въ своемъ старомъ, какъ коровай, расплывшемся домѣ; реставрировалъ опять старые отцовскіе и дѣдовскіе порядки; завелъ соколиныя и псовыя охоты съ крѣпостными псарями, сокольничими, стремянными и доѣзжачими, которые всѣ вмѣстѣ составляли одну разбойничью ватагу, не знавшую ни стыда, ни совѣсти, ни удержа, и не уважавшую никакого закона, кромѣ прихоти своего полудикаго владыки.
Съ этой сволочью вновь возвратившійся цивилизованный бояринъ совершалъ похожденія невѣроятныя до сказочности. Потравы и вытаптыванье сосѣднихъ полей; произвольный сборъ дани съ купцовъ, проѣзжавшихъ черезъ мосты, устроенные въ его владѣніяхъ; ограбленіе ярмарочныхъ
множился, и в эпоху царствования первого императора представителем всего рода бояр Плодомасовых оказался только один, холостой и безродный боярчук Никита Юрьич. Никита Юрьич, с тех пор, с которых он был в состоянии себя помнить, помнил себя круглым сиротою и возрастал на руках мам и пестунов во всем барском своеволии тогдашнего времени, — своеволии, которому, однако, уже полагался конец строгою рукою царствовавшего преобразователя. Никите Плодомасову было суждено быть свидетелем начала забастовки этих боярских самовольств и самому подпасть под одно из колес, на которых царь двигал в новую жизнь нерушимую за́старь России. В 1715 г. приехали в село Плодомасово, в большой красной сафьянной кибитке, какие-то комиссары и, не принимая никаких по́сул и подарков, взяли с собой в эту кибитку восемнадцатилетнего плодомасовского боярчука и увезли его далеко, к самому царю, в Питер, а царь послал его с другими молодыми людьми в чужие края, где Никита Плодомасов не столько учился, сколько мучился и, наконец, по возвращении в отечество, в 1720 году, пользуясь недосугами государя, откупился у его жадных вельмож на свободу и удрал опять в село Плодомасово.
Здесь Никита Плодомасов повел себя так, как теперь ведут себя молодые турки, возвращающиеся домой из парижской французской коллегии: он старался вознаградить себя за все стеснения, претерпенные им в течение пяти лет от цивилизации и подневольной жизни. Он сел феодалом в своем старом, как коровай, расплывшемся доме; реставрировал опять старые отцовские и дедовские порядки; завел соколиные и псовые охоты с крепостными псарями, сокольничими, стремянными и доезжачими, которые все вместе составляли одну разбойничью ватагу, не знавшую ни стыда, ни совести, ни удержа, и не уважавшую никакого закона, кроме прихоти своего полудикого владыки.
С этой сволочью вновь возвратившийся цивилизованный боярин совершал похождения невероятные до сказочности. Потравы и вытаптыванье соседних полей; произвольный сбор дани с купцов, проезжавших через мосты, устроенные в его владениях; ограбление ярмарочных
