интересномъ вопросѣ — и желаетъ подвергнуть ее на судъ Дарьѣ Михайловнѣ.
— Политико-экономическую статью?
— Съ точки зрѣнія языка-съ, Александра Павловна, съ точки зрѣнія языка-съ. Вамъ, я думаю, извѣстно, что и въ этомъ Дарья Михаиловна знатокъ-съ. Жуковскій съ ними совѣтовался, а благодѣтель мой, проживающій въ Одессѣ благопотребпый старецъ Роксоланъ Медіаровичъ Ксандрыка…. Вамъ, навѣрное, пзвѣстно имя этой особы?
— Нисколько, и не слыхивала.
— Не слыхивали о такомъ мужѣ? Удивительно! Я хотѣлъ сказать, что и Роксоланъ Медіаровичъ очень былъ всегда высокаго мнѣнія о познаніяхъ Дарьи Михайловны въ россійскомъ языкѣ.
— А не педантъ этотъ баронъ? спросила Александра Павловна.
— Никакъ нѣтъ-съ; Дарья Михайловна разсказываютъ, что, напротивъ, свѣтскій человѣкъ въ немъ сейчасъ видѣнъ. О Бетховенѣ говорилъ съ такимъ краснорѣчіемъ, что даже старый князь почувствовалъ восторгъ…. Это я, признаюсь, послушалъ бы: вѣдь это по моей части. Позвольте вамъ предложить этотъ прекрасный полевой цвѣтокъ.
Александра Павловна взяла цвѣтокъ и, пройдя нѣсколько шаговъ, уронила его на дорогу…. До дому ея оставалось шаговъ двѣсти, не болѣе. Недавно выстроенный и выбѣленный, онъ привѣтливо выглядывалъ своими широкими, свѣтлыми окнами изъ густой зелени старинныхъ липъ и кленовъ.
— Такъ какъ-же-съ прикажете доложить Дарьѣ Михайловнѣ, заговорилъ Пандалевскій, слегка обиженный участью поднесеннаго имъ цвѣтка: — пожалуете вы къ обѣду? Онѣ и братца вашего просятъ.
— Да, мы пріѣдемъ, непремѣнно. А что́ Наташа?
