Онъ шелъ, колосья собирая,
Сплеталъ вѣнокъ и пѣлъ въ тиши,
И были въ пѣснѣ звуки рая, —
Невинной, неземной души.
„Благослови меньшого брата, —
Сказалъ Господь. — Благослови
Младенца въ тихій часъ заката
На путь и правды и любви!“
И ангелъ свѣтлою улыбкой
Ребенка тихо осѣнилъ
И на закатъ лучисто-зыбкій
Поднялся въ блескѣ нѣжныхъ крылъ.
И, точно крылья золотыя,
Заря пылала въ вышинѣ,
И долго очи молодыя
За ней слѣдили въ тишинѣ!
1891.
Он шел, колосья собирая,
Сплетал венок и пел в тиши,
И были в песне звуки рая, —
Невинной, неземной души.
«Благослови меньшого брата, —
Сказал Господь. — Благослови
Младенца в тихий час заката
На путь и правды и любви!»
И ангел светлою улыбкой
Ребенка тихо осенил
И на закат лучисто-зыбкий
Поднялся в блеске нежных крыл.
И, точно крылья золотые,
Заря пылала в вышине,
И долго очи молодые
За ней следили в тишине!
1891.
Они глумятся надъ тобою,
Они, о, родина, корятъ
Тебя твоею простотою,
Убогимъ видомъ черныхъ хатъ…
Такъ сынъ, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей —
Усталой, робкой и печальной
Средь городскихъ его друзей,
Глядитъ съ улыбкой состраданья
На ту, кто сотни верстъ брела
И для него, ко дню свиданья,
Послѣдній грошикъ берегла.
1891.
Они глумятся над тобою,
Они, о, родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом черных хат…
Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей —
Усталой, робкой и печальной
Средь городских его друзей,
Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни верст брела
И для него, ко дню свиданья,
Последний грошик берегла.
1891.
