Въ послѣдніе годы жизни, 1811—1816, Державинъ писалъ свое „Разсужденіе о лирической поэзіи или объ одѣ“. Упомянувъ о томъ, какъ въ средніе вѣка Европа покрылась сугубымъ мракомъ невѣжества, гдѣ только проблескивали слабыя искры словесности, онъ говоритъ: „Стихотворство тогда, безъ вдохновенія и вкуса, ежели можно его таковымъ назвать, было суровое сотканіе словъ силлабическою просодіею, которое при вторженіи Готовъ руннымъ называлось“, и затѣмъ продолжаетъ: „Если справедливо недавнее открытіе одного славено-руннаго стихотворнаго свитка I вѣка и нѣсколькихъ произреченій V столѣтія новогородскихъ жрецовъ, то и они принадлежатъ къ сему роду мрачныхъ временъ стихосложенія. Я представляю при семъ для любопытныхъ отрывки оныхъ; но за подлинность ихъ не могу ручаться, хотя, кажется, буквы и слогъ удостовѣряютъ о ихъ глубокой древности. Пусть знатоки о семъ разсудятъ“. Онъ приводитъ затѣмъ снимокъ съ этого „славено-руннаго свитка“, его чтеніе и наконецъ переводъ. Не приводя чтенія этого гимна І-го вѣка, съ обращеніемъ къ Бояну, — довольно безсмысленнаго, — напомнимъ лишь переводъ, повидимому, принадлежавшій самому Державину:
„Не умолчи, Боянъ, снова воcпой; |
В последние годы жизни, 1811—1816, Державин писал свое «Рассуждение о лирической поэзии или об оде». Упомянув о том, как в средние века Европа покрылась сугубым мраком невежества, где только проблескивали слабые искры словесности, он говорит: «Стихотворство тогда, без вдохновения и вкуса, ежели можно его таковым назвать, было суровое соткание слов силлабическою просодией, которое при вторжении готов рунным называлось», и затем продолжает: «Если справедливо недавнее открытие одного славено-рунного стихотворного свитка I века и нескольких произречений V столетия новогородских жрецов, то и они принадлежат к сему роду мрачных времен стихосложения. Я представляю при сем для любопытных отрывки оных; но за подлинность их не могу ручаться, хотя, кажется, буквы и слог удостоверяют о их глубокой древности. Пусть знатоки о сем рассудят». Он приводит затем снимок с этого «славено-рунного свитка», его чтение и наконец перевод. Не приводя чтения этого гимна I-го века, с обращением к Бояну, — довольно бессмысленного, — напомним лишь перевод, по-видимому, принадлежавший самому Державину:
«Не умолчи, Боян, снова воcпой; |
