Во всѣхъ этихъ поддѣлкахъ Сахаровъ очевидно руководился внушеніями своеобразно понимаемаго патріотизма. Онъ всегда стоялъ горой за старину: она была для него идеаломъ чисто національнаго патріархальнаго совершенства, идеаломъ, которымъ перестали дорожить легкомысленные потомки, позволяя ненавистнымъ иноземцамъ заглушать этотъ идеалъ ихъ зловреднымъ вліяніемъ. Поэтому его подправки — всегда прикрасы, и въ пѣсняхъ — обыкновенно въ мнимо-архаическомъ и чувствительномъ родѣ. Въ поддѣлкахъ, указывающихъ его собственный литературный вкусъ, онъ выработалъ себѣ особенный стиль въ тонѣ какого-то причитанія, тягучій и слащавый и крайне непріятный своею видимою ложью. Никто никогда не слыхалъ въ народныхъ пѣсняхъ и не читалъ въ старыхъ памятникахъ ничего подобнаго тому, что находимъ, напримѣръ, въ началѣ упомянутой сказки объ Акундинѣ[1].
Но есля было здѣсь полунаивное благое намѣреніе внушить своимъ согражданамъ любовь къ завѣтамъ предковъ, то, съ другой стороны, было совсѣмъ не благое въ тѣхъ средствахъ, какія употреблялъ Сахаровъ. Онъ предпринималъ поддѣлки сознательныя, ссылался на несуществующія рукописи.
- ↑ Вотъ это начало: «Соизвольте выслушать, люди добрые, слово вѣстное, приголубьте рѣчью лебединою словеса не мудрыя, какъ въ стары годы, прежніе, жили люди старые. А и то-то, родимые, были вѣки мудрые, народъ все православный! Живали старики не по нашему, не по вашему, по заморскому, а по своему, православному. А житье-то, а житье-то было все привольное, да раздольное. Вставали ранымъ-раненько, съ утренней зарей, умывались ключевой водой, со бѣлой росой, молились всѣмъ святымъ и угодникамъ, кланялись всѣмъ роднымъ отъ востока до запада, выходили на красенъ крылецъ со рѣшеточкой, созывали слугъ вѣрныихъ на добры дѣла. Старики судъ рядили, молодые слушали; старики придумывали крѣпкія думушки, молодые бывали во посылушкахъ. Молодыя молодици правили домкомъ, красныя дѣвицы завивали вѣнки на Семикъ день. Старыя старушки судили, рядили и сказки сказывали. Бывали радости великія на великъ день, бывали бѣды со кручинами на велико сиротство. А что было, то былью поросло; а что будетъ, то будетъ не по старому, а по новому. Русскимъ людямъ долгое житье, а родимой сторонѣ долѣ того».
Во всех этих подделках Сахаров очевидно руководился внушениями своеобразно понимаемого патриотизма. Он всегда стоял горой за старину: она была для него идеалом чисто национального патриархального совершенства, идеалом, которым перестали дорожить легкомысленные потомки, позволяя ненавистным иноземцам заглушать этот идеал их зловредным влиянием. Поэтому его подправки — всегда прикрасы, и в песнях — обыкновенно в мнимо-архаическом и чувствительном роде. В подделках, указывающих его собственный литературный вкус, он выработал себе особенный стиль в тоне какого-то причитания, тягучий и слащавый и крайне неприятный своею видимою ложью. Никто никогда не слыхал в народных песнях и не читал в старых памятниках ничего подобного тому, что находим, например, в начале упомянутой сказки об Акундине[1].
Но есля было здесь полунаивное благое намерение внушить своим согражданам любовь к заветам предков, то, с другой стороны, было совсем не благое в тех средствах, какия употреблял Сахаров. Он предпринимал подделки сознательные, ссылался на несуществующия рукописи.
- ↑ Вот это начало: «Соизвольте выслушать, люди добрые, слово вестное, приголубьте речью лебединою словеса не мудрые, как в стары годы, прежние, жили люди старые. А и то-то, родимые, были веки мудрые, народ всё православный! Живали старики не по нашему, не по вашему, по заморскому, а по своему, православному. А житье-то, а житье-то было всё привольное, да раздольное. Вставали раным-раненько, с утренней зарей, умывались ключевой водой, со белой росой, молились всем святым и угодникам, кланялись всем родным от востока до запада, выходили на красен крылец со решеточкой, созывали слуг верныих на добры дела. Старики суд рядили, молодые слушали; старики придумывали крепкия думушки, молодые бывали во посылушках. Молодые молодици правили домком, красные девицы завивали венки на Семик день. Старые старушки судили, рядили и сказки сказывали. Бывали радости великия на велик день, бывали беды со кручинами на велико сиротство. А что было, то былью поросло; а что будет, то будет не по старому, а по новому. Русским людям долгое житье, а родимой стороне доле того».
