пріятнѣйшая? Или надлежитъ различать два образа жизни, одинъ пріятный, другой справедливый? Если они скажутъ, что ето два образа жизни: то мы опять вопросимъ, — вопросъ основательный — кого должно почитать щастливѣйшимъ, того ли, кто ведетъ жизнь пріятнѣйшую, или справедливѣйшаго? Если они назовутъ щастливѣйшимъ ведущаго жизнь пріятную, то отвѣтъ ихъ былъ бы нелѣпый. Но я не хочу оскорблять Боговъ такимъ отвѣтомъ; пусть лучше отвѣтствуютъ родители и законодатели; предположимъ, что вопросъ нашъ относится только къ законодателю или отцу, и онъ назвалъ бы щастливѣйшимъ того, кто ведетъ пріятную жизнь. На сіе я такъ возразилъ бы ему: отецъ мой, ты не желалъ мнѣ сей блаженнѣйшей жизни, но всегда приказывалъ жить справедливѣе. Принимающій сіе основаніе законодатель или отецъ можетъ ли отвѣчать далѣе, не впадая въ противорѣчіе съ самимъ собою? Съ другой стороны, если онъ признаетъ щастливѣйшею жизнь справедливую, то всякой, слушая его, сдѣлаетъ такое возраженіе: Какое благо къ справедливой жизни можетъ найти законъ выше удовольствія? Безъ удовольствія что остается для справедливаго? Но слава, похвала отъ людей и Боговъ, сіи блага изящныя, развѣ не соединены съ удовольствіемъ? Безславіе постыдно, и есть ли
приятнейшая? Или надлежит различат два образа жизни, один приятный, другой справедливый? Если они скажут, что это два образа жизни: то мы опять вопросим, вопрос основательный: «Кого должно почитать счастливейшим, того ли, кто ведет жизнь приятнейшую, или справедливейшего?» Если они назовут счастливейшим ведущего жизнь приятную, то ответ их был бы нелепый. Но я не хочу оскорблять Богов таким ответом; пусть лучше ответствуют родители и законодатели; предположим, что вопрос наш относится только к законодателю или отцу, и он назвал бы счастливейшим того, кто ведет приятную жизнь. На сие я так возразил бы ему: «Отец мой, ты не желал мне сей блаженнейшей жизни, но всегда приказывал жить справедливее.» Принимающий сие основание законодатель или отец может ли отвечать далее, не впадая в противоречие с самим собою? С другой стороны, если он признает счастливейшею жизнь справедливую, то всякий, слушая его, сделает такое возражение: «Какое благо к справедливой жизни может найти закон выше удовольствия? Без удовольствия что остается для справедливого?» Но слава, похвала от людей и Богов, сии блага изящные, разве не соединены с удовольствием? Бесславие постыдно, и есть ли
