худой кто нибудь равно немощны и безсильны.
Кл. Какъ можно?
Аѳ. Итакъ намъ троимъ пусть отвѣтствуютъ сіи двое, кои оба признаютъ бытіе Боговъ, но одинъ полагаетъ ихъ удобопреклонными, а другой пренебрегающими маловажныя вещи: во первыхъ вы оба говорите, что Боги все знаютъ, видятъ и слышатъ, что отъ нахъ ничто укрыться не можетъ, что только подлежитъ чувствамъ или познанію. Согласны ли въ етомъ, или нѣтъ?
Кл. Такъ.
Аѳ. И что они все могутъ, что только возможно для смертныхъ и безсмертныхъ.
Кл. Какимъ образомъ не согласимся и въ етомъ?
Аѳ. И притомъ всѣ мы пятеро назвали ихъ преблагими и совершенными.
Кл. Очень.
Аѳ. Но если они таковы, какими мы ихъ признали, то должно также согласиться, что они отнюдь ничего не могутъ дѣлать по лѣности и по роскоши. Ибо праздность есть дочь робости и малодушія. Лѣность же дочь праздности и роскоши.
Кл. Весьма справедливо ты говоришь.
Аѳ. Изъ Боговъ никто не предается ни праздности ни лѣности; ибо ни въ комъ изъ нихъ нѣтъ робости и малодушія.
Кл. Весьма справедливо.
худой кто-нибудь равно немощны и бессильны.
Кл. Как можно?
Аф. Итак, нам троим пусть ответствуют сии двое, кои оба признают бытие Богов, но один полагает их удобопреклонными, а другой пренебрегающими маловажные вещи: во-первых, вы оба говорите, что Боги всё знают, видят и слышат, что от них ничто укрыться не может, что только подлежит чувствам или познанию. Согласны ли в этом, или нет?
Кл. Так.
Аф. И что они всё могут, что только возможно для смертных и бессмертных.
Кл. Каким образом не согласимся и в этом?
Аф. И притом все мы пятеро назвали их преблагими и совершенными.
Кл. Очень.
Аф. Но если они таковы, какими мы их признали, то должно также согласиться, что они отнюдь ничего не могут делать по лености и по роскоши. Ибо праздность есть дочь робости и малодушия. Леность же дочь праздности и роскоши.
Кл. Весьма справедливо ты говоришь.
Аф. Из Богов никто не предается ни праздности ни лености; ибо ни в ком из них нет робости и малодушие.
Кл. Весьма справедливо.
