Боговъ, и законодательствовали для людей божественнаго происхожденія; мы люди, и законодательствуемъ для сѣмени человѣческаго. Намъ простительно бояться, чтобъ не произошли между нашими гражданами какъ бы плевелы, которыхъ несиленъ истребить самый огонь. Сколько бы сильны ни были законы, они ни обуздаютъ непреклонныхъ. Для нихъ-то я произнесу непріятный законъ о святотатствѣ, еслибъ кто посягнулъ на такое преступленіе; мы не желали бы, и даже нельзя надѣяться, чтобъ благовоспитанный гражданинъ заболѣлъ симъ недугомъ. Рыбы только, пришельцы и слуги пришельцовъ могутъ подвергаться ему. Для нихъ-то особенно, но притомъ не довѣряя и общей слабости человѣческой природы, я изрѣку законъ о святотатствѣ и о другихъ подобныхъ неизцѣлимыхъ преступленіяхъ. Предисловіе же къ сему, какъ прежде согласились, должно сказать самое краткое для всѣхъ. Кто нибудь говоря назидательныя рѣчи къ человѣку, котораго злое желаніе влечетъ днемъ и возбуждаетъ ночью, на ограбленіе святыни, положимъ, скажетъ такъ: Нещастный! не человѣческое зло и не божественное влечетъ тебя на святотатство; тебя побуждаетъ какое нибудь преступное жало, зародившееся въ человѣкѣ отъ древнихъ еще неочищенныхъ несправедливостей. Надобно осте-
богов, и законодательствовали для людей божественного происхождения; мы люди, и законодательствуем для семени человеческого. Нам простительно бояться, чтоб не произошли между нашими гражданами как бы плевелы, которых несилен истребить самый огонь. Сколько бы сильны ни были законы, они не обуздают непреклонных. Для них-то я произнесу неприятный закон о святотатстве, если б кто посягнул на такое преступление; мы не желали бы, и даже нельзя надеяться, чтоб благовоспитанный гражданин заболел сим недугом. Рабы только, пришельцы и слуги пришельцев могут подвергаться ему. Для них-то особенно, но притом не доверяя и общей слабости человеческой природы, я изреку закон о святотатстве и о других подобных неисцелимых преступлениях. Предисловие же к сему, как прежде согласились, должно сказать самое краткое для всех. Кто-нибудь говоря назидательные речи к человеку, которого злое желание влечет днем и возбуждает ночью на ограбление святыни, положим, скажет так: «Несчастный! Не человеческое зло и не божественное влечет тебя на святотатство; тебя побуждает какое-нибудь преступное жало, зародившееся в человеке от древних еще неочищенных несправедливостей. Надобно осте-
