всегда созерцаетъ эту красоту и находится съ нею въ въ единеніи? Не думаешь ли ты, напротивъ, что тамъ только, созерцая прекрасное тѣмъ органомъ[1], какимъ его возможно созерцать, и будетъ онъ въ состояніи создавать не призрачныя, а истинныя добродѣтели, соприкасаясь не съ призраками, а съ дѣйствительностью? Творя и совершенствуя истинную добродѣтель, онъ дѣлается угоднымъ Божеству, и если кому-нибудь, то именно ему предстоитъ безсмертіе. — Таковы, дорогой Федръ и друзья мои, были рѣчи Діотимы. Слова ея убѣдили меня; я, въ свою очередь, пытаюсь убѣдить другихъ, что ради стяжанія безсмертія врядъ ли можно было бы найти помощника для человѣческой природы лучше Эроса. Вотъ почему я совѣтую всѣмъ чтить Эроса. Я и самъ чту его и преимущественно вращаюсь въ интересахъ эротическаго и другихъ приглашаю къ тому же. И я буду теперь и вовѣки славить, насколько буду въ состояніи, могущество и силу Эроса. А теперь, Федръ, зачти эту рѣчь за похвальное слово въ честь Эроса, а не то, — назови ее, какъ тебѣ вздумается.
XXX. Когда Сократъ кончилъ говорить, всѣ выразили ему свое одобреніе, а Аристофанъ хотѣлъ было солгать нѣсколько возраженій, такъ какъ Сократъ въ своей рѣчи сдѣлалъ какой то намекъ[2] на его рѣчь, но вдругъ раздался стукъ въ сѣнную дверь какъ будто отъ ударовъ ночныхъ гулякъ, и вслѣдъ за нимъ послышалась игра на флейтѣ. И Агатонъ сказалъ своимъ рабамъ: посмотрите, кто тамъ, — если это кто-ни-
всегда созерцает эту красоту и находится с нею в в единении? Не думаешь ли ты, напротив, что там только, созерцая прекрасное тем органом[1], каким его возможно созерцать, и будет он в состоянии создавать не призрачные, а истинные добродетели, соприкасаясь не с призраками, а с действительностью? Творя и совершенствуя истинную добродетель, он делается угодным Божеству, и если кому-нибудь, то именно ему предстоит бессмертие. — Таковы, дорогой Федр и друзья мои, были речи Диотимы. Слова её убедили меня; я, в свою очередь, пытаюсь убедить других, что ради стяжания бессмертия вряд ли можно было бы найти помощника для человеческой природы лучше Эроса. Вот почему я советую всем чтить Эроса. Я и сам чту его и преимущественно вращаюсь в интересах эротического и других приглашаю к тому же. И я буду теперь и вовеки славить, насколько буду в состоянии, могущество и силу Эроса. А теперь, Федр, зачти эту речь за похвальное слово в честь Эроса, а не то, — назови ее, как тебе вздумается.
XXX. Когда Сократ кончил говорить, все выразили ему свое одобрение, а Аристофан хотел было солгать несколько возражений, так как Сократ в своей речи сделал какой то намек[2] на его речь, но вдруг раздался стук в сенную дверь как будто от ударов ночных гуляк, и вслед за ним послышалась игра на флейте. И Агатон сказал своим рабам: посмотрите, кто там, — если это кто-ни-
