рода божественное дѣло, и это стремленіе къ оплодотворенію и рожденію есть проявленіе безсмертнаго начала въ смертномъ существѣ. Но они не могли бы осуществиться въ томъ, что не находится въ извѣстномъ согласіи, въ согласіи же со всѣмъ божественнымъ не можетъ быть безобразное, а уживается съ нимъ только прекрасное. Такимъ образомъ, красотою для рожденія является богиня зачатія и повиванія. Вотъ почему, существо, желающее творить, приближаясь къ прекрасному, становится веселымъ, разливается въ радости, оплодотворяетъ и производитъ. Напротивъ, приближаясь къ безобразному, оно становится сумрачнымъ и печальнымъ, уходитъ въ себя, какъ-то сжимается и свертывается въ клубокъ и не рождаетъ, но, храня въ себя свои творческія силы, испытываетъ нѣкоторую тягость. Вотъ откуда у существа, способнаго къ творчеству и полнаго желанія, замѣчается это страстное влеченіе къ прекрасному, освобождающее его отъ сильныхъ страданій. Вѣдь, не красота, Сократъ, составляетъ, какъ это тебѣ представляется, предметъ любви. — Тогда что же? — Рожденіе и плодотвореніе въ прекрасномъ. — Предположимъ. — Это внѣ всякихъ предположеній, возразила она. — Но почему же рожденіе-предметъ любви? — Потому что оно увѣковѣчиваетъ и дѣлаетъ, насколько это возможно, безсмертнымъ существо смертное. Такимъ образомъ, изъ нашихъ бесѣдъ вытекаетъ, что желаніе безсмертія должно находиться въ связи съ исканіемъ добра, разъ любовь состоитъ въ стремленіи постоянно обладать добромъ, а отсюда необходимо вытекаетъ и то, что любовь стремится также и къ безсмертію.
рода божественное дело, и это стремление к оплодотворению и рождению есть проявление бессмертного начала в смертном существе. Но они не могли бы осуществиться в том, что не находится в известном согласии, в согласии же со всем божественным не может быть безобразное, а уживается с ним только прекрасное. Таким образом, красотою для рождения является богиня зачатия и повивания. Вот почему, существо, желающее творить, приближаясь к прекрасному, становится веселым, разливается в радости, оплодотворяет и производит. Напротив, приближаясь к безобразному, оно становится сумрачным и печальным, уходит в себя, как-то сжимается и свертывается в клубок и не рождает, но, храня в себя свои творческие силы, испытывает некоторую тягость. Вот откуда у существа, способного к творчеству и полного желания, замечается это страстное влечение к прекрасному, освобождающее его от сильных страданий. Ведь, не красота, Сократ, составляет, как это тебе представляется, предмет любви. — Тогда что же? — Рождение и плодотворение в прекрасном. — Предположим. — Это вне всяких предположений, возразила она. — Но почему же рождение-предмет любви? — Потому что оно увековечивает и делает, насколько это возможно, бессмертным существо смертное. Таким образом, из наших бесед вытекает, что желание бессмертия должно находиться в связи с исканием добра, раз любовь состоит в стремлении постоянно обладать добром, а отсюда необходимо вытекает и то, что любовь стремится также и к бессмертию.
