украшеніе всѣхъ боговъ и людей, самый прекрасный и самый добрый учитель; и всякій смертный долженъ слѣдовать за нимъ, повторяя за нимъ гимны и пѣсни, которые онъ распѣваетъ, смягчая душу боговъ и людей. Вотъ моя рѣчь, въ которой я перемѣшалъ, насколько было возможно, и легкую шутку и серьезные взгляды, — ее я и посвящаю и нашему богу".
XX. Когда Агатонъ окончилъ свою рѣчь, продолжалъ Аристодемъ; рѣчь Агатона вызвала единогласный громъ рукоплесканій у присутствовавшихъ, такъ какъ молодой человѣкъ[1] говорилъ достойно и себя и бога. Тогда Сократъ, обращаясь къ Эриксимаху, сказалъ: "Сынъ Акумена, не кажется ли тебѣ теперь, что прежнее опасеніе мое было не напрасно? И не кажется ли тебѣ, что слово мое было пророческимъ, когда я говорилъ что Агатонъ скажетъ чудную рѣчь и что я буду поставленъ въ затруднительное положеніе?.. — Одно, отвѣчалъ Эриксимахъ, дѣйствительно, ты сказалъ пророчески, т.-е. что Агатонъ скажетъ прекрасную рѣчь; другому же, что ты будешь поставленъ въ затруднительное положеніе, я не вѣрю. — Да какъ же любезный другъ, сказалъ Сократъ, мнѣ, да и всякому другому, кто захотѣлъ бы говорить, не стать втупикъ послѣ такой прекрасной и содержательной рѣчи? И если вся она представляетъ не одинаково высокій интересъ, то какого слушателя не поразитъ ея конецъ, удивительный и по выбору и сочетанію словъ. Я, по крайней мѣрѣ, убѣдившись, что мнѣ даже приблизительно не
- ↑ Ему было около 32 лѣтъ.
украшение всех богов и людей, самый прекрасный и самый добрый учитель; и всякий смертный должен следовать за ним, повторяя за ним гимны и песни, которые он распевает, смягчая душу богов и людей. Вот моя речь, в которой я перемешал, насколько было возможно, и легкую шутку и серьезные взгляды, — ее я и посвящаю и нашему богу".
XX. Когда Агатон окончил свою речь, продолжал Аристодем; речь Агатона вызвала единогласный гром рукоплесканий у присутствовавших, так как молодой человек[1] говорил достойно и себя и бога. Тогда Сократ, обращаясь к Эриксимаху, сказал: "Сын Акумена, не кажется ли тебе теперь, что прежнее опасение мое было не напрасно? И не кажется ли тебе, что слово мое было пророческим, когда я говорил что Агатон скажет чудную речь и что я буду поставлен в затруднительное положение?.. — Одно, отвечал Эриксимах, действительно, ты сказал пророчески, т. е. что Агатон скажет прекрасную речь; другому же, что ты будешь поставлен в затруднительное положение, я не верю. — Да как же любезный друг, сказал Сократ, мне, да и всякому другому, кто захотел бы говорить, не стать в тупик после такой прекрасной и содержательной речи? И если вся она представляет не одинаково высокий интерес, то какого слушателя не поразит её конец, удивительный и по выбору и сочетанию слов. Я, по крайней мере, убедившись, что мне даже приблизительно не
- ↑ Ему было около 32 лет.
