„Что-жъ осталось отъ прежняго счастья?
Гдѣ прибрежныя села мои,
Города, гдѣ, встрѣчая участье,
Я катила привольно струи?
65 „Араратъ каждый день посылаетъ
Мнѣ святую свою благодать
И русло мое влагой питаетъ,
Словно нѣжная, кроткая мать;
„Неужли же святою водою
70 Ненавистный для сердца и глазъ
Персъ и турокъ, склонясь надо мною,
Совершатъ на колѣняхъ намазъ?
„Мои воды питаютъ невѣрныхъ,
А сыны мои, жаждой томясь,
75 Бродятъ въ мірѣ средь мукъ безпримѣрныхъ
Въ непогоду ночную и грязь.
„Жизнь ихъ длится въ изгнаньи, въ печали,
И, гдѣ былъ мой любимый народъ,
Изувѣры царить теперь стали,
80 Ненавистныхъ фанатиковъ сбродъ.
„Не для турокъ же мнѣ украшаться,
Не затѣмъ же рядить берега,
Что ж осталось от прежнего счастья?
Где прибрежные сёла мои,
Города, где, встречая участье,
Я катила привольно струи?
65 Арарат каждый день посылает
Мне святую свою благодать
И русло моё влагой питает,
Словно нежная, кроткая мать;
Неужли же святою водою
70 Ненавистный для сердца и глаз
Перс и турок, склонясь надо мною,
Совершат на коленях намаз?
Мои воды питают неверных,
А сыны мои, жаждой томясь,
75 Бродят в мире средь мук беспримерных
В непогоду ночную и грязь.
Жизнь их длится в изгнаньи, в печали,
И, где был мой любимый народ,
Изуверы царить теперь стали,
80 Ненавистных фанатиков сброд.
Не для турок же мне украшаться,
Не затем же рядить берега,
