Только съ горемъ своимъ бродимъ мы по горамъ;
Что счастливымъ дано—не отпущено намъ.
Голодъ съ жаждою насъ и томятъ, и гнетутъ.
Просимъ, молимъ мы хлѣба,—намъ камень даютъ!
15 Гдѣ же ты, отзовись, нашъ Баянъ-соловей,
Мы тоскуемъ безъ пѣсни твоей!
Путь нашъ труденъ, тяжелъ—кто же насъ поведетъ?
Врагъ на каждомъ шагу зорко насъ стережетъ.
Къ небу взоры свои обращаемъ съ мольбой,
20 Хмурясь небо въ отвѣтъ шлетъ намъ тучи съ грозой…
Гдѣ же ты, нашъ родимый Баянъ-соловей,
Мы тоскуемъ безъ пѣсни твоей.
Сердце сжалось, болитъ, кровь родная течетъ,—
Къ намъ несчастнымъ на помощь никто не идетъ,
25 Передъ могилой твоей сиротами стоимъ
И въ туманную даль мы печально глядимъ.
Отзовись же, откликнись Баянъ-соловей,
Мы тоскуемъ безъ пѣсни твоей!
О, Баянъ, вмѣстѣ съ нами ты плакалъ, страдалъ,
30 И замученнымъ намъ ты надежду давалъ.
Въ пѣсняхъ ты утѣшалъ: „Не печалься, народъ,—
День разсвѣта, весны скоро, скоро придетъ!“
Мы не видимъ весны!… Гдѣ жъ Баянъ—соловей?
Мы тоскуемъ безъ пѣсни твоей!…
Иванъ Бѣлоусовъ.
Только с горем своим бродим мы по горам;
Что счастливым дано — не отпущено нам.
Голод с жаждою нас и томят, и гнетут.
Просим, молим мы хлеба, — нам камень дают!
15 Где же ты, отзовись, наш Баян-соловей,
Мы тоскуем без песни твоей!
Путь наш труден, тяжёл — кто же нас поведёт?
Враг на каждом шагу зорко нас стережёт.
К небу взоры свои обращаем с мольбой,
20 Хмурясь небо в ответ шлёт нам тучи с грозой…
Где же ты, наш родимый Баян-соловей,
Мы тоскуем без песни твоей.
Сердце сжалось, болит, кровь родная течёт, —
К нам несчастным на помощь никто не идёт,
25 Перед могилой твоей сиротами стоим
И в туманную даль мы печально глядим.
Отзовись же, откликнись Баян-соловей,
Мы тоскуем без песни твоей!
О, Баян, вместе с нами ты плакал, страдал,
30 И замученным нам ты надежду давал.
В песнях ты утешал: «Не печалься, народ, —
День рассвета, весны скоро, скоро придёт!»
Мы не видим весны!… Где ж Баян — соловей?
Мы тоскуем без песни твоей!…
Иван Белоусов.
