Страница:Падение царского режима. Том 6.pdf/406

Эта страница была вычитана


и выработать условия. Уже 1 марта едет к государю Родзянко в Псков для переговоров. Кажется, он выехал экстренным поездом из Петрограда в 3 часа дня; сегодня Царское окружено, но вчера императрица телеграфировала по-английски, что в Царском все спокойно. Старый Псков опять занесет на страницы своей истории великие дни, когда пребывал здесь последний самодержец России, Николай II, и лишился своей власти, как самодержец. После этих слов приходится разговаривать, вернее, рассказывать, вернее, записывать все более грустные и великие события. Поезд государя прибыл в восьмом часу вечера. По прибытии, в вагон государя прошел Рузский и ген. Данилов. Мнение Рузского таково, что надо итти на все уступки и давать полную конституцию. Иначе анархические действия будут продолжаться, и Россия погибнет». На основании чего вы сделали эту запись?

Дубенский. — Просто он пришел в купэ Фредерикса; тут Воейков стоял, и все стояли и, когда спрашивали: «Что же делать?» он сказал: «Нужно на все соглашаться, иначе будет плохо». Дальше, кажется, было написано и, если не записано, то я помню эту фразу: «Надо сдаваться на милость победителя».

Председатель. — Да, это дальше есть: «Государь предполагал послать телеграмму Родзянке, смысл такой: «Ради спасения родины и счастья народа, предлагаю вам составить новое министерство во главе с вами, но министр иностранных дел, военный и морской будут назначаться мной».

Дубенский. — Я не видал этой телеграммы, ко были такие разговоры.

Председатель. — Но как это объяснить, генерал? Ведь это некоторая торговля. Все пропало, все кончено, и все-таки министр иностранных дел, военный и морской будут назначаться?

Дубенский. — Эта ночь произвела на меня страшное впечатление. Я увидал этот заснувший царский поезд, за час до кончины. Нас бы взорвали в Любани, это вне всякого сомнения, и из этого поезда выходит Воейков. Ведь можно быть и монархистом и республиканцем, но тут уже перемена строя России. Ведь нельзя так оставаться, нужно быть негодяем, чтобы себя так вести. Тогда я начал говорить: «Господа, нельзя же так, пошлем ему письмо, заставим его подумать, вернемся в Псков, переговорим с Рузским, что-нибудь ведь нужно». Нельзя же было везти прямо в открытую пасть восставших войск. Ведь это самодержец России. Ведь это мы нравственно не имели права. Если бы я был республиканец, я бы и то не повез бывшего императора в возбужденную восставшую толпу. Меня это поражало. А потом Воейков веселый, выходит и говорит: «Мы едем туда, вы теперь довольны?». Я говорю: «Владимир Николаевич, нечего быть довольным. Во-первых, доедем ли мы туда? Что мы с вами доедем, это в высокой степени все равно; но довезем ли мы государя, и что мы ответим