Дубенский. — Я объясню это тем, что он всецело доверял своей супруге; он считал, что она человек искренний, добрый, желающий добра и т. д. Поэтому, когда она к нему приходила и говорила: «Ты, Никс, должен сделать то, другое, третье», — он подчинялся.
Председатель. — Но это уже неконституционно?
Дубенский. — Тогда конституции не было. Если бы она была, он бы совершенно устранился.
Председатель. — Будьте добры припомнить (хотелось бы это установить, так как это имеет некоторое значение), каким образом у вас в ставке узнали о роспуске Государственной Думы и государственного совета?
Дубенский. — Лично я узнал из телеграмм. Кажется, 26-го (февраля) Дума была распущена?
Председатель. — 25-го подписан указ, т.-е. не подписан, а был датирован кн. Голицыным.
Дубенский. — Я получил телеграмму «Распущена Дума», и на меня это произвело очень большое впечатление. Я думал, что из-за этого произойдут большие события; затем, что этот роспуск не имеет никакого смысла, так как никто не разойдется, судя по настроению. Так и случилось.
Председатель. — Дальше у вас такая запись: «В вечерних телеграммах стало известно, что именным высочайшим указом распущена Дума и государственный совет, но это уже поздно…» и т. д. Вы были там в довольно тесном кружке, — значит другие тоже, из телеграмм, узнали о роспуске Государственной Думы?
Дубенский. — Я думаю, что Нилов, Федоров, тоже из телеграмм узнали:, но Фредерикс, Воейков, Алексеев имели прямое сношение с государем. Государь слушал только тех, которые имели право говорить, — Воейкова, Фредерикса, Алексеева. Больше никто не мог. Долгоруков мог говорить только о гофмаршальском столе, я мог говорить, когда спросят, об историографической записи.
Председатель. — Неужели вы допускаете мысль, что такое крайней важности событие, как роспуск, в такой момент, законодательных учреждений, если бы оно было известно Воейкову, Федорову и Алексееву, не дошло бы до вас? Ведь вы же общались?
Дубенский. — Очень могло быть. Я думаю, что это по части доклада Алексеева. Такие события большой государственной важности докладывал он, как начальник штаба верховного главнокомандующего, а Воейков этого не касался. Сам Фредерикс не знал, что войска перешли на сторону восставших. Я думаю, что все держал в руках Алексеев, и он все это докладывал государю; но это область моих предположений.
Председатель. — Вот что у вас записано: «27-го февраля, понедельник. Могилев. Из Петрограда вести не лучше. Была,
