в частности, вы и даже Маклаков, говорили о готовящемся coup d’etat, государственном перевороте и об организации этого союза.
Милюков. — Тут, повидимому, они начали проводить идею князя Мещерского о превращении законодательных учреждений в законосовещательные, и они хотели это сделать именно тем способом, который напечатал князь Мещерский, чтобы царю представлялось два мнения верхней и нижней палаты и чтобы он выбирал. Я думаю, что около конца 1913 и начала 1914 года мы имеем в виду именно это, и самое вступление Горемыкина, — мы его встретили, как попытку осуществить эту задачу. Его вступление сопровождалось слухом о том, что нечто подобное готовится. Так что в том, что он потом делал, во всех попытках ограничительно истолковать права Государственной Думы, мы видели подступ к осуществлению основной задачи. Но, повторяю, это только слухи и толки правых газет. Это был наиболее чувствительный барометр. По правой печати можно было судить о том, что они затевают.
Председатель. — О кружке Римского-Корсакова, о переменах в государственном совете, о назначении Щегловитова председателем государственного совета и о записках, которые особенно энергично стали представляться из этого кружка, вам что-нибудь известно? Не ставили вы этого в связь с предстоящим нападением на существовавшее положение справа?
Милюков. — Какие-то слухи были, но сейчас я не припомню.
Председатель. — Например, о записке Говорухо-Отрока?
Милюков. — Это я не помню, это просачивалось только в правую печать и всегда соответствовало поднятию ее тона. Близких же сведений не имею.
Председатель. — Затем вы выделили, как отдельную тему, тему о войне и о военном министерстве.
Милюков. — Я не знаю, могу ли я тут принести большую пользу: есть люди, которые могут принести больше пользы, чем я. Значит, по вопросу о Сухомлинове? Мое первое впечатление — совершенное несоответствие Сухомлинова с серьезностью момента: не столько предательства, сколько полного рамолисмента, полной неспособности сколько-нибудь стать на высоту положения. Это было, когда они устроили у нас в Думе частное совещание в кабинете председателя по поводу программы, не помню, морской или большой программы вооружения (кажется, была большая программа), когда они пытались показать нам, для чего это нужно. Объективно говоря, это нужно было потому, что, несомненно, это были годы колоссального усиления германских вооруженных средств, когда этот вопрос ставился во всех парламентах. Это было время, когда Франция возвращалась к трехлетнему сроку службы и когда, в конце концов, французский гене-
