Милюков. — Этого я не могу сказать, потому что не знаю и судьбы этих телеграмм, не знаю, были ли они расшифрованы.
Председатель. — Это все равно, всякая телеграмма должна быть расшифрована. У нас есть прекрасный специалист.
Иванов. — Да, но где она?
Милюков. — Я просил дать мне расписку в получении телеграмм. Я передал ее Керенскому во время заседания совета министров, в первые дни наших министерств, когда у нас больших формальностей не было, и затем он говорил, что, кажется, передал кому-то для расшифрования, но шифров таких не найдено. Было бы интересно напомнить ему и установить.
Председатель. — Когда вы изволили получить телеграммы?
Милюков. — В министерстве иностранных дел мне передали в числе бумаг.
Председатель. — Телеграммы были адресованы кому?
Милюков. — Они шли обычным путем, через министерство прямо Протопопову.
Председатель. — Который не был министром; как же они попали в министерство иностранных дел?
Милюков. — Не знаю, не могу сказать. Они были написаны особенным шифром, который специально не употреблялся, они прошли через Неклюдова, хотя Неклюдов не знал их содержания, а посланы были Неклюдовым.
Председатель. — Кто отправитель?
Милюков, — Не знаю, не помню.
Председатель. — А город отправки?
Милюков. — Стокгольм.
Председатель. — Вы помните, что на имя Протопопова, а может быть это для контр-разведки?
Милюков. — Нет, нет, они прямо были направлены в министерство иностранных дел.
Председатель. — Они были адресованы в министерство иностранных дел?
Милюков. — Да.
Председатель. — На имя Протопопова?
Милюков. — Да, это было в первые дни министерства, стало быть, в первые дни марта.
Смиттен. — Значит, они должны были итти Штюрмеру?
Милюков. — Очевидно. То-есть нет, Покровскому.
Председатель. — Вы помните, что Протопопову было адресовано?
Милюков. — Иначе я не мог бы знать, что это Протопопову. Адрес не был зашифрован.
Председатель. — Совершенно верно. Вы знаете, мы не знали об этом.
