Милюков. — Там стенограмм не было. Там ведется только журнал, хотя и краткий, но который содержит в себе воспоминания об этих прениях. Они принимали временами довольно страстный характер. Я помню, что представитель морского ведомства выступил с очень резким обвинением против рабочих и старался придать этим забастовкам чисто политический революционный характер, связывая их с требованиями левых партий. Мы говорили, что суть дела не в этом. Наконец, 13-го марта был напечатан отчет, и наша речь и речь Поливанова, а 15-го марта Поливанов был уволен и назначен, к общему недоумению, еще один кандидат ниже уровня и ниже элементарного требования — Шуваев. Я, конечно, не хочу бросать тень на Шуваева, как на личность. Шуваев очень почтенный человек, его деятельность по интендантству всегда вызывала наше сочувствие; он простой человек, прямолинейный, это как раз то, что требуется на том месте, но в качестве военного министра, мне совершенно было* ясно, что он совершенно не на месте. Человек слишком элементарных понятий и психологии и с слишком малым знанием. Его председательствование в особом совещании производило жалкое, смехотворное впечатление, полная неспособность следить за сколько-нибудь специальными докладами и резюмировать, полная неспособность руководить прениями, положительная растерянность среди этих прений указывали, что он совершенно не на высоте положения, в которое попал. Тут был только вопрос личных отношений и личного доверия. Параллельно с этим острым развитием событий, после уступок или после первых попыток создать некоторые декорации уступок, события развивались так, что в смысле ликвидации либеральных элементов ход событий шел прямо противоположно требованию блока, выяснилась еще большая невозможность иметь общую почву с правительством, и это отразилось на общественном настроении. К этому времени относятся первые проявления уже совершенно определенного, резко оппозиционного общественного мнения. 27 февраля состоялся съезд военно-промышленного комитета, в котором тогда подчеркивали разницу в тоне и характере телеграмм, посланных царю и великому князю Николаю Николаевичу, который за последнее время пользовался особой благосклонностью и сам очень подчеркивал свое дружественное сочувствие к общественным силам, сорганизовавшимся для работы на оборону. Затем, на этом съезде впервые были проведены, видной струей, демократические элементы, что и отозвалось на резолюции съезда, где уж формула министерства доверия уступила место требованию ответственного министерства. Дальше то же самое развивалось московским съездом земского и городского союзов 12—13 марта. Правда, земский съезд удержался еще в рамках старой условной формулы, она имела то значение, что борьба черносотенных элементов против блока свелась к обвинению, что блок хочет изменить форму правления, так
