конский, и просил меня поехать к товарищу председателя Думы Варун-Секрету, у которого я застал А. Н. Хвостова и целое совещание. Совещание это состоялось для специальной цели выяснить, как относится так называемый лидер блока к встрече Думы с правительством. Мне было сказано А. Н. Хвостовым, что самый вопрос о созыве Думы еще не решен, это было, вероятно, не верно, я так и понимал, это был, так сказать, тактический прием, и что вопрос этот будет решен только тогда, когда выяснится, будет ли Дума говорить о Распутине или не будет. Я был чрезвычайно удивлен такой постановкой дела и сказал ему, что мне кажется это странно. Ведь известно, на чем Дума оборвалась. Она оборвалась на прогрессивном блоке и на программе этого блока, которая касается не только законодательства, но и определенного состава министерства, пользующегося доверием страны. Следовательно, вот о чем надо говорить, а не о личных вопросах. Мы и начнем с того места, где мы кончили нашу беседу. Они спрашивали, нет ли возможности войти в более близкие отношения. Выставлялся тогда проект раута, который должен был устроить новый председатель совета министров. Но на это я сказал, что при нашем отношении к Штюрмеру, которого мы не считаем, лицом, пользующимся доверием, раут при сложившихся обстоятельствах совершенно невозможен, что я, напротив, могу сказать твердо, что ни я, ни моя фракция в таком рауте участвовать не будут. Они делали попытки напомнить, что мы участвовали в рауте Горемыкина. Я обратил внимание, что между тем моментом, когда было вступление Горемыкина, в конце января 1914 года, и этим моментом прошел целый год, в который отношения правительства к Государственной Думе совершенно определились по отношению не только к оппозиции, но и к большинству Думы, и новых отношений к правительству не может быть, пока оно не выскажется по поводу капитальных вопросов, как оно относится к требованию большинства Государственной Думы. Они пробовали уговорить меня, что Штюрмер лицо неопределившееся, что он человек новый в этом деле, что политики он не знает, может быть, от приема дружественного зависит его отношение к Думе и блоку. Так что, не предрешая этого отношения, лучше было бы не обливать его холодной водой и дать ему некоторый аванс. На это я отвечал, что положение слишком остро, чтобы нам не высказаться совершенно определенно, что напрасны были бы его попытки искать свидания на рауте, что первая встреча его будет в Государственной Думе в первый день, и тогда он узнает наши желания и наше отношение. Таким образом, на этом кончилась наша беседа. После этого Штюрмер виделся с Родзянко. Не знаю точно содержания этого разговора, говорил ли он там о Распутине, но я знаю, что он говорил с некоторыми другими депутатами, кажется, вызывался Годнев, и с ним была беседа тоже через доверенных лиц.
