Ольденбург. — Насколько я правильно понял, вы, характеризуя известную обстановку в деятельности министерства иностранных дел тем, что дело как-то тормозилось, повидимому, вынесли такое впечатление, что это было от излишней осторожности и отсутствия знаний?
Нератов. — Дело все-таки шло, но не тем темпом, к которому мы привыкли до тех пор, потому что до сих пор всякий вопрос был совершенно ясен, двух точек зрения быть не могло, а тут приходилось вникать в каждый вопрос, несколько в него углубляться, обсуждать его и доказывать необходимость решения в том, а не ином смысле, так как тут бывали колебания, которые иногда задерживали решение.
Ольденбург. — А осложнений с нашими союзниками не произошло за это время?
Нератов. — Нет.
Ольденбург. — А вот по румынскому вопросу, какова, так сказать, была позиция Штюрмера в связи с выступлением Румынии?
Нератов. — Он по вступлении свош в должность, 7 июля, застал этот вопрос решенным. Оставалось определить срок самого выступления. И вот, с его стороны было сделано очень много усилий к тому, чтобы заставить Румынию выступить поскорее. Это желание основывалось на том, что наши военные власти считали выступление Румынии весьма нужным. Думаю, что не делаю никакой военной нескромности, говоря это. Во всяком случае, эта точка зрения военных властей из ставки выдвигалась, как непременная необходимость не откладывать наступления. С другой стороны, эту точку зрения поддерживали: союзники, которые очень усиленно действовали сами на румынское правительство и предъявляли, в свою очередь, к нашему правительству очень серьезные требования — заставить Румынию поскорее действовать, путем хотя бы некоторых жертв дипломатического и политического характера с нашей стороны.
Ольденбург. — Мне приходилось встречаться с противоположным взглядом, что наши военные власти, генерал Алексеев и представители ставки, в действительности прошли под известным давлением союзников, против намерения наших военных властей.
Нератов. — Я не знаю, чем руководствовалось тогда военное начальство, я не берусь судить. Но, во всяком случае, документально можно установить, что наше министерство действовало в этом вопросе по настоянию наших военных властей и союзников.
Ольденбург. — Так что тут со стороны Штюрмера никакого самостоятельного решения не было?
Нератов. — Решительно не было, но, в виду всей обстановки, он считал необходимым воздействовать на Румынию. Последний
