Марков. — Это я говорил перед войной, а то, что вы изволите спрашивать, относится к маю. Все эти факты нам были еще неизвестны. Я не знаю, будут ли они подтверждены судом; повидимому, многое из них подтверждается. Обвинение, в частности, мое и моих друзей, к правительству и Думе было за малость вооружения. Мы всегда говорили, что вооружения мало, и это был лейт-мотив всех моих речей, что нужно гораздо более вооружаться.
Председатель. — Вы изволили сказать, что деньги, как правительственные, давались вам лично. Вы считали себя вправе ими располагать. Было все-таки какое-нибудь в вашем представлении об этих деньгах самоограничение, в смысле направления траты их?
Марков. — Я их направлял по прямому назначению. Какое же самоограничение?
Председатель. — Т.-е. в том смысле, что вы считали возможным, так как эти деньги были даны в полное ваше распоряжение, тратить их на себя, или не считали возможным и не делали этого?
Марков. — Нет.
Председатель. — Вы помните, что в заседании 22-го ноября 1916 года произошел инцидент употребления вами весьма резких выражений по адресу председателя Государственной Думы[1]. Скажите, пожалуйста, что лежало в основании этого положения, чем это следует объяснить — личными мотивами или это был, так сказать, известный политический расчет?
Марков. — Очевидно, что расчета не могло быть. Под такое логическое построение нельзя подвести фундамента. Это был взрыв негодования на неправильное отношение.
Председатель. — Так что это объясняется личным вашим настроением в тот момент, но не каким-либо политическим расчетом?
Марков. — Кроме вреда нашим политическим делам, это ничего не могло принести.
- ↑ «в заседании 22 ноября 1916 г. произошел инцидент употребления вами весьма резких выражений по адресу председателя государственной думы». В этом заседании Марков 2-й, в ответ на лишение его Родзянко слова, вполголоса, но так, что многие депутаты слышали, произнес по его адресу: «мерзавец».
