вы говорили, «в боевом деле». Он тогда затруднен был в выезде оттуда, или нет? Не было ли переписки о том, как бы устроить, чтобы он мог уехать оттуда?
Герасимов. — Откуда?
Иванов. — Из Саратова в Петербург. Была такая переписка или нет?
Герасимов. — Семигановский оказал содействие.
Иванов. — К каторжным работам не был приговорен тогда Петров?
Герасимов. — Не знаю.
Иванов. — Вы этого не знаете?
Герасимов. — Нет.
Иванов. — Не знаете ни о какой переписке относительно необходимости его освобождения? Откуда он в Саратов приехал? Что он в Саратове делал?
Герасимов. — Он приехал с организацией.
Иванов. — С организацией?
Герасимов. — С организацией, которую ликвидировали. Я не знаю.
Иванов. — Может быть, мы о разных личностях говорим. Под какой фамилией Петров был у вас. Не назывался ли он Филатовым?
Герасимов. — Не знаю, не помню.
Председатель. — Вопрос заключается вот в чем: постарайтесь припомнить, не ездили ли вы сами в Саратов?
Герасимов. — Нет.
Председатель. — Другой вопрос. Не известно ли вам, что Петров к этому времени был уже человеком, осужденным в каторжные работы?
Герасимов. — Нет я даже не знал, кто такой Петров.
Председатель. — Как же вы не знали! Раз вам, как человеку опытному в своей области, дается поручение.
Герасимов. — Точно так. Войти с ним в соглашение.
Председатель. — Для того, чтобы исполнить это поручение, разве вы не должны были ориентироваться относительно личности данного человека?
Герасимов. — Я думаю, в показании он сам сказал, осужден он или нет. В показании наверное все сказано, — хотя бы даже я и не знал. Я теперь не припомню. Если, действительно, он был до Саратова осужден в каторгу, то, несомненно, он написал об этом, потому что он все писал и всем эти показания показывал. Это не было секретом ни для Столыпина, ни для Трусевича.
Председатель. — Его Виссарионов не допрашивал?
Герасимов. — После взрыва. Как же! это целое дознание было.
Председатель. — И делал соответствующий доклад Курлову?