Андроников. — Ну, как сказать?… И я не хотел знакомиться с лишними людьми…
Председатель. — Почему? Вы общительный человек, петербуржец…
Андроников. — Но из этого не следовало, что все родственники его жены доставляли мне большое удовольствие…
Председатель. — Почему? Теперь мы знаем ретроспективно Сухомлинова, но тогда вы, надеюсь, не знали, что он собой представляет?
Андроников. — Не знал. Но для меня не представляли интереса его провинциальные родственники и родственницы… Впервые я был приглашен на завтрак и там увидел супругов Гашкевичей;[*] с первого раза они произвели на меня самое отталкивающее впечатление… Когда мне сказали, что это родственники жены, я сказал: «J’en ai assez![*] если все такие родственники, они даром мне не нужны!» — Решительно ни в чем никогда не представляли интереса…
Председатель. — Позвольте вас спросить: не то, что они вас ограждали от своих родственников, но, по вашим словам, вы сами как бы избегали их?
Андроников. — Я вообще таких отношений не любил: министр и его жена — одно, а все знакомые и компания…
Председатель. — Кого вы еще, кроме Гашкевичей, встречали?
Андроников. — Гашкевич с женой, затем мать мадам Сухомлиновой — тоже очень странная старуха… Там бывала часто Червинская, их дальняя родственница: с ней мы потом подружились, — очень умный и хороший человек, Наталия Илларионовна… Она давала свое показание Верховно-Следственной Комиссии, — той Комиссии, которой я давал свои показания… Затем, кто еще бывал? Впоследствии, уже гораздо позже, появился вдруг Мясоедов… Вот я этого никак не мог переварить! Тут я сразу заявил Сухомлинову, что я считаю, что этот жандарм не может бывать у него в доме… На меня тут же набросилась его жена и заявила, что это все вздор, что это милейший, прекрасный человек, самый лучший человек из всех, кто у них бывал! Но я пошел дальше, пошел к министру внутренних дел Макарову и просил его, не может ли он написать подробное письмо Сухомлинову, что такое Мясоедов…
Председатель. — А каким образом вы осведомлены были о том, что собой представлял Мясоедов?
Андроников. — Я знал Мясоедова, потому что часто ездил за границу и слышал массу не совсем красивых рассказов. О шпионстве его ничего не слыхал, о каких бы то ни было изменах его я не знал, но о том, что он вообще большой гешефтмахер, что это вообще человек подозрительный, я знал, и я питал к нему
