Председатель. — Главная причина ваших посещений, что вы, как журналист, хотели его видеть?
Андроников. — Да… как журналист… Кроме того меня интересовала наша политическая жизнь и, так как я видел многих министров до Штюрмера, я хотел знать, какой курс, какую линию он поведет, т.-е. что он будет делать и как будет вести дело…
Председатель. — Может быть вы скажете теперь, как сложились ваши отношения с Распутиным?
Андроников. — Распутин уже был 10 лет на российском небосклоне. Я о нем много слышал, но никогда не имел желания с ним познакомиться. Мне несколько раз предлагали, говорили, что это замечательный человек… Но так как я для себя лично не искал решительно ничего, то я не считал для себя возможным итти этими путями. В 1914 году, за месяц до войны, я возвращаюсь к себе домой по Фонтанке на таксомоторе, и вдруг на извозчике какой-то господин мне машет… Я остановился. Он вылезает, бежит, бросается ко мне в объятия и говорит: «Николай Петрович (или Петр Николаевич — я точно не помню), что же ты меня забыл?» Я удивленно говорю: «Виноват, вы ошибаетесь». — «А ты кто же будешь?» — «Я — князь Андроников». — «Я — Распутин … Я про тебя много слыхал … Сам бог тебя мне послал… А ты куда едешь?» — «Домой». — «Вези меня домой!» — «А вы где живете?» — «На Гороховой …» Я его отвез на Гороховую и так как я в этот день уезжал в Варшаву и очень спешил, я к нему не заехал, а проводил только до дому. Он меня тут прямо убедил. Глядит на меня и говорит: «Ты сегодня в путь собираешься?» — «Откуда вы знаете?» — «Да, я вижу: ты в путь собираешься…» «Совершенно верно». Он начал на меня смотреть, но на меня этот взор не повлиял. Я не из тех людей, которых можно гипнотизировать… Мы разошлись. Недели через две, когда я вернулся из Варшавы, мне как-то докладывают, что ко мне пришел мужик в поддевке. Я принимал всех: у меня двери были открыты… Входит — Распутин. «Ну, я к тебе… Где твоя молельня?» — (У меня в спальне был уголок с образами.) — «А вы откуда знаете?» — «Мне говорили, что у тебя есть молельня…» Я говорю: «Пожалуйте…» Я показал, мы вошли, он помолился там. Потом он сказал: «Дай бумагу»… Я дал ему листочек. Он написал своими каракулями, что я сильный духом человек: «Сила твоя в духе». — Одним словом, какую-то ерунду, — свои соображения… Я, конечно, это, как написанное его рукой, странное, — сохранил у себя… Затем он говорит: «А вот что: давай, расскажи мне, что здесь делается…» — Я говорю: «Какая область вас интересует?» — «Ну вот! всякая вообще… Как у вас дела идут?» Я говорю: «Не знаю, что вас интересует…» Он говорит: «Все меня интересует, рассказывай, — будем с тобой знакомы…» — Я говорю:
