любимому дереву съ раскинутыми вѣтвями: тихо, прислушиваясь, склонилось оно надъ моремъ.
Гдѣ оканчивается уединеніе, тамъ начинается базаръ; и гдѣ начинается базаръ, начинается и шумъ великихъ комедіантовъ и жужжанье ядовитыхъ мухъ.
Въ мірѣ самыя лучшія вещи ничего еще не стоятъ, если никто не представляетъ ихъ; великими людьми называетъ народъ этихъ представителей.
Плохо понимаетъ народъ великое, т. е. творческое. Но любитъ онъ всѣхъ представителей и тѣхъ, кто играетъ въ великія вещи.
Вокругъ изобрѣтателей новыхъ цѣнностей вращается міръ: — неслышно вращается онъ. Но вокругъ комедіантовъ вращается народъ и слава: это называется «міровымъ порядкомъ».
У комедіанта есть духъ, но мало совѣсти духа. Всегда вѣритъ онъ въ то, чѣмъ онъ заставляетъ вѣрить сильнѣе всего, — вѣрить въ себя самого!
Завтра у него новая вѣра, а послѣ-завтра еще болѣе новая. Чувства его быстры, какъ народъ, и настроенія перемѣнчивы.
Опрокинуть называется у него: доказать. Сдѣлать сумасшедшимъ называется у него: убѣдить. А кровь для него лучшее изъ всѣхъ основаній.
Истину, проскальзывающую только въ тонкія уши, называетъ онъ ложью и ничѣмъ. Поистинѣ, онъ вѣритъ только въ такихъ боговъ, которые производятъ въ мірѣ много шума.
Базаръ полонъ шумящими паяцами — и народъ хвалится своими великими людьми! Для него они — господа минуты.
Но минута настоятельно требуетъ отъ нихъ отвѣта: и они требуютъ его отъ тебя. Они хотятъ,
любимому дереву с раскинутыми ветвями: тихо, прислушиваясь, склонилось оно над морем.
Где оканчивается уединение, там начинается базар; и где начинается базар, начинается и шум великих комедиантов и жужжанье ядовитых мух.
В мире самые лучшие вещи ничего еще не стоят, если никто не представляет их; великими людьми называет народ этих представителей.
Плохо понимает народ великое, т. е. творческое. Но любит он всех представителей и тех, кто играет в великие вещи.
Вокруг изобретателей новых ценностей вращается мир: — неслышно вращается он. Но вокруг комедиантов вращается народ и слава: это называется «мировым порядком».
У комедианта есть дух, но мало совести духа. Всегда верит он в то, чем он заставляет верить сильнее всего, — верить в себя самого!
Завтра у него новая вера, а послезавтра еще более новая. Чувства его быстры, как народ, и настроения переменчивы.
Опрокинуть называется у него: доказать. Сделать сумасшедшим называется у него: убедить. А кровь для него лучшее из всех оснований.
Истину, проскальзывающую только в тонкие уши, называет он ложью и ничем. Поистине, он верит только в таких богов, которые производят в мире много шума.
Базар полон шумящими паяцами — и народ хвалится своими великими людьми! Для него они — господа минуты.
Но минута настоятельно требует от них ответа: и они требуют его от тебя. Они хотят,
