ставляетъ меня дрожать. Чего же хочу я на высотѣ?
Мое презрѣніе и мое желаніе растутъ одновременно: чѣмъ выше поднимаюсь я, тѣмъ больше презираю я того, кто поднимается. Чего же хочетъ онъ на высотѣ?
Какъ стыжусь я своего восхожденія и спотыканія! Какъ смѣюсь я надъ своимъ усиленнымъ дыханіемъ! Какъ ненавижу я летающаго! Какъ усталъ я на высотѣ!»
Тутъ юноша умолкъ. А Заратустра посмотрѣть на дерево, у котораго они стояли, и говорилъ такъ:
«Это дерево стоить одиноко здѣсь на горѣ, оно выросло высоко надъ человѣкомъ и животнымъ.
И еслибъ оно захотѣло говорить, не нашлось бы никого, кто бы могъ понять его: такъ высоко выросло оно.
Теперь ждетъ оно и ждетъ, — чего же ждетъ оно? Оно находится слишкомъ близко къ облакамъ: оно ждетъ, вѣроятно, первой молніи?»
Когда Заратустра сказалъ это, юноша воскликнулъ въ сильномъ волненіи: «Да, Заратустра, ты говоришь истину. Своей гибели желалъ я, стремясь въ высоту, и ты та молнія, которой я ждалъ! Взгляни, что я такое, съ тѣхъ поръ, какъ ты явился къ намъ? Зависть къ тебѣ убила меня!» — Такъ говорилъ юноша и горько плакалъ. А Заратустра обнялъ его и увелъ съ собою.
И когда они вмѣстѣ прошли немного, Заратустра началъ такъ говорить:
«Разрывается сердцѣ мое. Больше чѣмъ твои слова, твой взоръ говоритъ мнѣ, объ опасности, которой ты подвергаешься.
Ты еще не свободенъ, ты ищешь еще свободы. Бодрствующимъ сдѣлало тебя твое исканіе и лишило тебя сна.
ставляет меня дрожать. Чего же хочу я на высоте?
Мое презрение и мое желание растут одновременно: чем выше поднимаюсь я, тем больше презираю я того, кто поднимается. Чего же хочет он на высоте?
Как стыжусь я своего восхождения и спотыкания! Как смеюсь я над своим усиленным дыханием! Как ненавижу я летающего! Как устал я на высоте!»
Тут юноша умолк. А Заратустра посмотреть на дерево, у которого они стояли, и говорил так:
«Это дерево стоить одиноко здесь на горе, оно выросло высоко над человеком и животным.
И если б оно захотело говорить, не нашлось бы никого, кто бы мог понять его: так высоко выросло оно.
Теперь ждет оно и ждет, — чего же ждет оно? Оно находится слишком близко к облакам: оно ждет, вероятно, первой молнии?»
Когда Заратустра сказал это, юноша воскликнул в сильном волнении: «Да, Заратустра, ты говоришь истину. Своей гибели желал я, стремясь в высоту, и ты — та молния, которой я ждал! Взгляни, что я такое, с тех пор, как ты явился к нам? Зависть к тебе убила меня!» — Так говорил юноша и горько плакал. А Заратустра обнял его и увел с собою.
И когда они вместе прошли немного, Заратустра начал так говорить:
«Разрывается сердце мое. Больше чем твои слова, твой взор говорит мне, об опасности, которой ты подвергаешься.
Ты еще не свободен, ты ищешь еще свободы. Бодрствующим сделало тебя твое искание и лишило тебя сна.
