развѣ не слышишь ты, съ какой таинственностью, съ какимъ ужасомъ, съ какой сердечностью говоритъ къ тебѣ старая, глубокая, глубокая полночь?
О, другъ, вникай!
Горе мнѣ! Куда дѣвалось время? Не опустился ли я въ глубокіе родники? Міръ спитъ —
Ахъ! Ахъ! Песъ воетъ, луна cіяетъ. Я предпочитаю умереть, умереть, чѣмъ сказать вамъ, о чемъ сейчасъ думаетъ мое полночное сердце.
Вотъ я уже умеръ. Свершилось. Паукъ, зачѣмъ ткешь ты паутину вокругъ меня? Ты хочешь крови? Ахъ! Ахъ! Роса падетъ, часъ приближается —
— часъ, когда знобитъ меня и я мерзну, часъ, который спрашиваетъ, неустанно спрашиваетъ: «у кого достаточно мужества для этого?
— кому быть господиномъ земли? Кто скажетъ: такъ должны вы течь вы, большія и малыя рѣки!»
— часъ приближается: о, человѣкъ, о высшій человѣкъ, вникай! эта рѣчь для тонкихъ ушей, для твоихъ ушей — что полночь говоритъ? внимай!
Меня уноситъ, душа моя танцуетъ. Ежедневный трудъ! Ежедневный трудъ! Кому быть господиномъ земли?
разве не слышишь ты, с какой таинственностью, с каким ужасом, с какой сердечностью говорит к тебе старая, глубокая, глубокая полночь?
О, друг, вникай!
Горе мне! Куда девалось время? Не опустился ли я в глубокие родники? Мир спит —
Ах! Ах! Пес воет, луна cияет. Я предпочитаю умереть, умереть, чем сказать вам, о чём сейчас думает мое полночное сердце.
Вот я уже умер. Свершилось. Паук, зачем ткешь ты паутину вокруг меня? Ты хочешь крови? Ах! Ах! Роса падет, час приближается —
— час, когда знобит меня и я мерзну, час, который спрашивает, неустанно спрашивает: «у кого достаточно мужества для этого?
— кому быть господином земли? Кто скажет: так должны вы течь вы, большие и малые реки!»
— час приближается: о, человек, о высший человек, вникай! эта речь для тонких ушей, для твоих ушей — что полночь говорит? внимай!
Меня уносит, душа моя танцует. Ежедневный труд! Ежедневный труд! Кому быть господином земли?
