Такъ пѣлъ чародѣй; и всѣ собравшіеся попали: какъ птицы, незамѣтно въ сѣти его хитраго, мрачнаго сладострастія. Только совѣстливый духомъ не былъ пойманъ имъ: онъ быстро отнялъ арфу изъ рукъ чародѣя и воскликнулъ: «Воздуху! Впустите чистаго воздуху! Впустите Заратустру! Ты дѣлаешь воздухъ этой пещеры удушливымъ и ядовитымъ, ты старый, злой чародѣѣ!
Лживый и утонченный, ты соблазняешь къ невѣдомымъ страстямъ и къ невѣдомымъ пустынямъ. И горе: если такіе, какъ ты, говорятъ объ истинѣ и придаютъ значеніе ей!
Горе всѣмъ свободнымъ умамъ, которые не остерегаются такихъ чародѣевъ! Они должны проститься со свободой своей: ты учишь возвращенію въ тюрьмы и манишь назадъ, въ темницы, —
— ты старый, мрачный демонъ, въ жалобѣ твоей слышится манящая свирѣль, ты похожъ на тѣхъ, кто своей похвалой цѣломудрію призываетъ тайно въ разврату!»
Такъ говорилъ совѣстливый; старый же чародѣй оглядывался кругомъ, наслаждаясь побѣдой своей: и потому проглотилъ досаду, причиненную ему совѣстливымъ. «Помолчи! сказалъ онъ скромнымъ голосомъ, хорошія пѣсни должны отзываться въ сердцахъ: послѣ хорошихъ пѣсенъ надо долго хранить молчаніе.
Такъ поступаютъ всѣ эти высшіе люди. Но ты, должно быть, мало понялъ изъ пѣсни моей? Въ тебѣ очень мало отъ духа чародѣя».
Так пел чародей; и все собравшиеся попали: как птицы, незаметно в сети его хитрого, мрачного сладострастия. Только совестливый духом не был пойман им: он быстро отнял арфу из рук чародея и воскликнул: «Воздуху! Впустите чистого воздуху! Впустите Заратустру! Ты делаешь воздух этой пещеры удушливым и ядовитым, ты старый, злой чародее!
Лживый и утонченный, ты соблазняешь к неведомым страстям и к неведомым пустыням. И горе: если такие, как ты, говорят об истине и придают значение ей!
Горе всем свободным умам, которые не остерегаются таких чародеев! Они должны проститься со свободой своей: ты учишь возвращению в тюрьмы и манишь назад, в темницы, —
— ты старый, мрачный демон, в жалобе твоей слышится манящая свирель, ты похож на тех, кто своей похвалой целомудрию призывает тайно в разврату!»
Так говорил совестливый; старый же чародей оглядывался кругом, наслаждаясь победой своей: и потому проглотил досаду, причиненную ему совестливым. «Помолчи! сказал он скромным голосом, хорошие песни должны отзываться в сердцах: после хороших песен надо долго хранить молчание.
Так поступают все эти высшие люди. Но ты, должно быть, мало понял из песни моей? В тебе очень мало от духа чародея».
