сперва укусило тебя животное, и потомъ наступилъ на тебя человѣкъ!»
Но, услыхавъ имя Заратустры, окровавленный преобразился. «Что со мной! воскликнулъ онъ, кто же интересуетъ меня еще въ этой жизни, какъ не этотъ единственный человѣкъ — Заратустра, и не это единственное животное, живущее кровью, — піявка?
Ради піявки лежалъ я здѣсь на краю этого болота, какъ рыболовъ, и уже была моя вытянутая рука укушена десять разъ, какъ вдругъ начинаетъ питаться моей кровью еще болѣе прекрасное животное, самъ Заратустра!
О, счастье! О, чудо! Да будетъ благословенъ этотъ день, привлекшій меня въ это болото! Да будетъ благословенна лучшая, самая дѣйствительная изъ кровеносныхъ банокъ, нынѣ живущихъ, да будетъ благословенна великая піявка совѣсти, Заратустра!»
Такъ говорилъ тотъ, на кого наступилъ Заратустра; и Заратустра радовался словамъ его и ихъ тонкой почтительности. «Кто ты? спросилъ онъ и протянулъ ему руку, между нами остается еще многое, что надо выяснить и освѣтить: но уже, кажется мнѣ, настаетъ чистый, ясный день».
«Я совѣстливый духомъ, отвѣчалъ вопрошаемый, и въ вопросахъ духа трудно найти кого-либо болѣе строгаго, болѣе узкаго и болѣе твердаго, чѣмъ я, исключая того, у кого я учился, самого Заратустры.
Лучше ничего не знать, чѣмъ знать многое на половину! Лучше быть глупцомъ на свой рискъ, чѣмъ мудрецомъ на основаніи чужихъ мнѣній! Я — доискиваюсь основы:
— что до того, велика ли она, или мала? Называется ли она болотомъ, или небомъ? Пяди основанія
сперва укусило тебя животное, и потом наступил на тебя человек!»
Но, услыхав имя Заратустры, окровавленный преобразился. «Что со мной! воскликнул он, кто же интересует меня еще в этой жизни, как не этот единственный человек — Заратустра, и не это единственное животное, живущее кровью, — пиявка?
Ради пиявки лежал я здесь на краю этого болота, как рыболов, и уже была моя вытянутая рука укушена десять раз, как вдруг начинает питаться моей кровью еще более прекрасное животное, сам Заратустра!
О, счастье! О, чудо! Да будет благословен этот день, привлекший меня в это болото! Да будет благословенна лучшая, самая действительная из кровеносных банок, ныне живущих, да будет благословенна великая пиявка совести, Заратустра!»
Так говорил тот, на кого наступил Заратустра; и Заратустра радовался словам его и их тонкой почтительности. «Кто ты? спросил он и протянул ему руку, между нами остается еще многое, что надо выяснить и осветить: но уже, кажется мне, настает чистый, ясный день».
«Я совестливый духом, отвечал вопрошаемый, и в вопросах духа трудно найти кого-либо более строгого, более узкого и более твердого, чем я, исключая того, у кого я учился, самого Заратустры.
Лучше ничего не знать, чем знать многое на половину! Лучше быть глупцом на свой риск, чем мудрецом на основании чужих мнений! Я — доискиваюсь основы:
— что до того, велика ли она, или мала? Называется ли она болотом, или небом? Пяди основания
