— чтобъ повторить слово о великомъ полднѣ земли и человѣка, чтобъ опять возвѣстить людямъ о сверхъ человѣкѣ.
Я сказалъ свое слово, я разбиваюсь о свое слово: такъ хочетъ моя вѣчная судьба, — какъ провозвѣстникъ, погибаю я!
Часъ насталъ, когда умирающій благославляетъ самого себя. Такъ — кончается закатъ Заратустры».
Сказавъ это, звѣри умолкли и ждали, чтобъ Заратустра что-нибудь сказалъ имъ: но Заратустра не слышалъ, что они умолкли. Онъ лежалъ тихо, съ закрытыми глазами, какъ спящій, хотя и не спалъ онъ: ибо онъ разговаривалъ въ это время съ своею душой. Змѣя же и орелъ, видя его такимъ молчаливымъ, почтили великую тишину вокругъ него и удалились осторожно.
«О, душа моя, я научилъ тебя говорить «сегодня» такъ же, какъ «нѣкогда» и «прежде», водить свои хороводы надъ всѣми «здѣсь», «тамъ» и «туда».
О, душа моя, я избавилъ тебя отъ всѣхъ закоулковъ, отвратилъ отъ тебя пыль, пауковъ и сумерки.
О, душа моя, я смылъ съ тебя маленькій стыдъ и добродѣтель закоулковъ, и убѣдилъ тебя стоять обнаженной предъ очами солнца.
Бурею, называемой «духомъ», подулъ я на твое волнующееся мора; всѣ тучи прогналъ я оттуда, я задушилъ даже душителя, называемаго «грѣхомъ».
— чтоб повторить слово о великом полдне земли и человека, чтоб опять возвестить людям о сверх человеке.
Я сказал свое слово, я разбиваюсь о свое слово: так хочет моя вечная судьба, — как провозвестник, погибаю я!
Час настал, когда умирающий благославляет самого себя. Так — кончается закат Заратустры».
Сказав это, звери умолкли и ждали, чтоб Заратустра что-нибудь сказал им: но Заратустра не слышал, что они умолкли. Он лежал тихо, с закрытыми глазами, как спящий, хотя и не спал он: ибо он разговаривал в это время с своею душой. Змея же и орел, видя его таким молчаливым, почтили великую тишину вокруг него и удалились осторожно.
«О, душа моя, я научил тебя говорить «сегодня» так же, как «некогда» и «прежде», водить свои хороводы над всеми «здесь», «там» и «туда».
О, душа моя, я избавил тебя от всех закоулков, отвратил от тебя пыль, пауков и сумерки.
О, душа моя, я смыл с тебя маленький стыд и добродетель закоулков, и убедил тебя стоять обнаженной пред очами солнца.
Бурею, называемой «духом», подул я на твое волнующееся мора; все тучи прогнал я оттуда, я задушил даже душителя, называемого «грехом».
